Изначально Визарион пришёл в наш мир в виде Книги Киима. Так она называлась по имени Шестикрылого Киима, владельца одноименной Лавки Чудес.
У этого веселого пройдохи собираются техногенные и магические артефакты со всех миров Радуги. И есть там множество книг, но лишь эта, почему-то, называется Книгой Киима. Поговаривают, что сам Торговец уже не помнит, когда и как она появилась в его Лавке, ибо случилось это очень-очень давно. И есть легенда, что забросили ее сюда ультрафиолетовые существа из окраинных миров…

То было время великих битв, когда земля вспучивалась и поглощала горы, океаны вздымались и проглатывали целые города. Титаны сражались с драконами, армии дронов истребляли армии терминаторов.

Во множестве миров Радуги было не спокойно. Каждый день люди чувствовали нарастающий хаос и тревожную неопределенность. И лишь Шестикрылый, который уже тогда был старым, продолжал неизменно пребывать в добром расположении духа. Как и положено Торговцу. Ибо для него нет прошлого или будущего, он живет в вечном Сейчас. Живет и наслаждается жизнью.

Однажды, осенним дождливым днем, когда хороший хозяин собаку не выгонит и в Лавке было совсем пусто, на двери прозвенел колокольчик. Вошел высокий худощавый мужчина чуть старше средних лет, черная борода с проседью, в сером плаще с капюшоном. Внимательные цепкие глаза осмотрели Лавку, обнаружили искомое. Пилигрим прямиком направился к кувшину из архагонского золота, давно пылившемуся у Киима. Никто его не брал. То ли слишком дорого, то ли не знали ему цену. А ведь это был последний кувшин с архагонским джином. Мужчина молча взял кувшин, отсчитал положенное количество кредитов (откуда-то знал установленную цену) и в добавок передал Торговцу толстую древнюю книгу в иссиня-черной обложке из стекла празалита. Взял кувшин, развернулся на каблуках и вышел.

Киим высыпал кредиты в кассу и посмотрел на закрывшуюся дверь Лавки. «Как искусно они стали делать свои андроиды, совсем не отличишь,» – подумал Торговец и начал изучать Книгу. Она не открывалась. Но Шестикрылый-то из древнейших, так что все загадки мира ему не страшны. Положил Книгу на круглый крутящийся столик и крутанул. И по мере движения на гладкой черной поверхности проступили ультрафиолетовые образы. То были существа из окраинных миров. Эти миры были так далеко, что история их не касалась, и что там происходит, так никто никогда и не узнает. Однако же, раз в тысячу лет оттуда прилетает какая-то весточка в виде артефакта или персонажа. Стало быть и в этот раз. Значит ли это, что Книга оттуда? Или может быть она попала в окраинные миры, а родом еще откуда-то? В любом случае, Киим припал к образам и увидел, как проступают письмена. Это был древний язык мах-аль-тхам, давно не используемый в мирах Радуги. Однако, Торговец на то и сам из древнейших. И вот, что он прочитал: «Этот артефакт – ключ к пространству. Твоя история: от восторга к триумфу. Сияние грядет. Иди всем собой. Лишь твои миры…»

Вращение стало замедляться, и над черным празалитом проявилась Башня. Она была вроде бы в размер Книги, но одновременно казалась гигантской, бесконечно устремленной в небеса. Вдоль ее конической формы вверх-вниз извивались две радужные спирали, а над вершиной парила сияющая Изначальная Капля. 

Киим стал обходить Книгу на вращающемся столике, не отрывая взгляд от радужной Башни, и под определенным углом обнаружил фигурки загадочных существ. От них исходило радужное сияние и невероятная сила. Шестикрылый смекнул, что это были хранители каких-то аспектов Башни. А на празалитовой обложке Книги появился золотой Единорог, охраняющий вход в Башню. Торговец присмотрелся к Единорогу, и вдруг Лавка вокруг исчезла и он оказался на зеленом пригорке в поле до горизонта, над которым висели две огромные розово-фиолетовые луны. На вершине пригорка рос кряжистый дуб с широкой кроной и огромными корнями. Меж корней возлежал Единорог и смотрел на Киима огромными радужными глазами, в которых отражались луны. 

• Привет тебе, Шестикрылый! – низким бархатистым голосом произнес Единорог.
• Привет и тебе, Страстный! Откуда ты знаешь мою Суть?
• Оттуда же, откуда ты мою, Древнейший, – прошелестел Золотой. – Мы пьем из единого Источника.
• Что это за Книга, что принес мне андроид, о, Изначальный? Ее создали ультрафиолетовые?
• Эта Книга никому не принадлежит. Она достояние всех миров Радуги, ибо создал ее Изначальный Феникс. В ней зашифрована метакарта путешествий всех героев и творцов вселенной. 
• Почему она передана мне и что я должен с ней делать?
• Просто храни ее. В твоей Лавке Чудес ей будет лучше в эти неспокойные времена.

С этими словами Единорог растворился в воздухе, а Киим, не успев расспросить его про ультрафиолетовых, снова оказался в своей Лавке. «Ну что ж, пусть это будет тут», – задумчиво произнес он, положив Книгу на дальнюю полку с особо ценными артефактами. Положил и забыл. Так прошло тридцать два года. 

И одним тихим летним вечером, в промежутке между великими битвами титанов и драконов, Киим сидел на скамеечке возле своей Лавки, попивал чай с терпкими ягодами гаги и любовался эпическим багровым закатом. Всю неделю в Лавку наведывались экзотические существа из разных миров Радуги, торговля шла на ура, а сегодня первый день никого. Торговец решил, что он заслужил отдых. Так тому и быть. И вот, когда он уже почти допил свой терпкий чай, на фоне заходящего светила появился банши. Он летел низко над горизонтом, так что Киим не сразу его разглядел. Но летел стремительно, так что уже через несколько мгновений опустился неподалеку от Лавки, пригнул длинную лиловую шею, с которой лихо скатилась вниз стройная девочка-подросток в серебристом одеянии. Она легко пробежала по лужайке и почтительно склонилась в поклоне у ног Шестикрылого.

• Матиатта Каракская, ваша Светлость, – представилась она чудесным звонким голосом. Птицы на соседних деревьях вспорхнули и радостно защебетали.
• Ого! Меня не величали светлостью почитай три эпохи! Чем обязан, ваше Высочество? Никогда не бывал на Каракии, но о Вас слышал много хорошего. 
• Благодарю, Шестикрылый! Я к Вам с вестью от ультрафиолетовых. Их Верховный Совет прислал к нам гонца с передачей для Вас.
• Что-то зачастили ультрафиолетовые ко мне. Тысячи лет их не слышно, а тут прям подряд. Не иначе про Книгу?
• Именно. Они просили передать, что Книгу надлежит надежно спрятать и держать в тайне до их особого уведомления.

Матиатта развернулась и стремглав умчалась к своему банши. Через несколько мгновений они растворились за горизонтом. Торговец глубоко вздохнул, взглянул на первые звезды и пошел прятать Книгу. С той поры прошли эпохи.

Матиатта – третий ребенок в семье императора Каракии, а значит ей суждено взойди на празалитовый трон. Этот закон возник несколько эпох назад, когда после целой череды предательств и переворотов  император Мадиатор III призвал на Каракийский совет Вечноживущего змея Уробороса и просил его в глубоком поклоне дать мудрый совет как сохранить Царство. Тогда-то Змей и изрек: «Отныне пусть трон переходит к третьему потомку». И правда, с тех пор Царство укрепилось, Каракийские императоры где дипломатией, а где и мечом, прирастили свои владения множеством стран. В итоге две эпохи назад вся планета была переименована в Каракию, а император стал планетарным правителем. Среди множества послов планет Галактики и даже других миров Радуги, посетивших Каракию для чествования нового планетарного правителя, неожиданно оказались ультрафиолетовые существа. Это был редчайший случай, чтобы они не просто мимолетно проявились где-то, а прибыли со специальной миссией и даже остались на Каракии несколько дней. В те дни от них и поступило предложение Императору – стать Каракийцам вестниками ультрафиолетового мира, которое правитель и Каракийский совет приняли с честью. После этого ультрафиолетовые почти перестали появляться где-либо, лишь изредка на Каракию прилетал их гонец с вестями для жителей миров.

Старшая сестра Матиатты росла в большой любви и заботе, родители всячески оберегали ее от соприкосновения с Тьмой. У Бризанты всегда было много друзей, зверенышей-питомцев, увлечений и талантов. Бризи выросла доброй защитницей своей семьи. Средний же сын Кайтан рос привередливым и импульсивным. Рано в нем проснулись хитрость прабабки и мстительность двоюродного деда. Кай считал себя истинным престолонаследником и вечно был обижен на родителей и Матиатту. А младший сын Тайкор, напротив, чудесный солнечный мальчик, обаятельный шалун, жил в свое удовольствие, постоянно играл и что-то затевал. Дело в том, что они с Маттиатой близняшки, но Тай появился на свет вторым. Так что он «идущий за наследником». Так что вот так это было для Матиатты: Бризи она уважала и училась у нее, с Каем сражалась, а с Таем проводила свои лучшие дни. 

Будущую императрицу Каракии, планетарную правительницу, учили ловкости тела, мудрости души и силе духа. Этому Матиатта усиленно тренировалась изо дня в день, никуда не торопясь, памятуя древнюю мудрость, что «быстро – это медленно, но регулярно». Знания же в обычном их понимании не требовали тренировки, Каракия давно уже использовала технологии мгновенной имплементации для любых знаний и навыков. Пока Мати была ребенком, ее любимым занятием было стрелять из лука и летать на банши. Но достигнув 10ти лет, пристрастия ее сменились больше в сторону упражнений духа, управления намерением. Нередко к ней стал наведываться Золотой Единорог, они вели длинные глубокие беседы. От него Матиатта и узнала о его Сиятельстве Шестикрылом Кииме, пожелавшем на многие эпохи стать Торговцем Лавки Чудес. 

Когда Матиатте исполнилось тринадцать, императрица-мать передала ей свое ожерелье банши – астрабию, символ силы императриц. И это означало, что Матиатта готова в любой момент занять празалитовый трон, если Император погибнет, отречется или как-то еще не сможет исполнять свой долг. Отец поцеловал ее в лоб, прижал к себе и молвил, что он ее любит и гордится, что судьба подарила ему такую наследницу. В тот год на Каракию и прилетел гонец от ультрафиолетовых с вестью для Шестикрылого. Правящая семья снарядила Матиатту в путь. Бризи дала ей пару дельных советов и свой серебристый комбинезон, Кай страшно завидовал, но все-таки в последний момент передал младшей сестре свой лук с плазменными стрелами, а Тай пытался уговорить взять его с собой, мол он уже достаточно вырос для такой миссии и с ним будет надежно, но когда понял, что все его обаятельные манипуляции не возымеют успеха, отдал сестре в дорогу свой любимый квантовый мультипликатор в виде изумрудного лассо. 

Все подарки семьи очень пригодились Матиатте. Ведь путь был не близкий и весьма опасный. Но она должна была пройти его с честью. Это был ее Тха-ар!

Воительница взлетела на спину банши, поднялась над песками Каракии и посмотрела на провожавшую ее семью. В ее глазах светилась решимость и страсть. В путь!

Старина Киим много лет держал в тайне эту Книгу. Но однажды все-таки проболтался. Все тайное когда-нибудь становится явным. А может он почувствовал, что пора пришла. Или просто: вездесущие Махайли добрались-таки и до Вечноживущего.
В любом случае: Книга стала доступна. И я бы смело сказал, что Ящик Пандоры открылся. Ибо с этого события, собственно, и началось проникновение Сияния в миры Радуги. Сияния, которое открыло щели между мирами. И возможность Просачивания…

Просачивание началось с того исторического момента, когда одному никому не известному монаху-ученому из Калифорнийского университета пришло в голову опробовать на деле один из Кодов Игры, описываемых в Книге. Звучит он примерно так: «Необходимость выбора – вот в чем проблема. Правильный выбор рождается на границе Хаоса и Порядка. Это сумерки, щель между мирами. Иди туда!»
И он решил пройти в эту щель. Но нужен был главный ингредиент. Им оказалось Сияние, истину о котором ему поведал Пилигрим, что родом из саванн Мутанга… И весть эта до смешного проста: Сияние – это результат глубинной страсти, которая воспламеняется вдохновением, которое рождается из интереса. Однако же технология реализации этой формулы – и есть алхимический процесс рождения Философского камня

Но позвольте, для чего же оно нужно, Просачивание? Зачем ходить между мирами? И даже если ты обретёшь эту магическую технологию, стоит ли оно того?
Ответ на этот вопрос проводит исторический водораздел между двумя родами человеческими: домоседами и путешественниками. Обе ветки пошли от кроманьонцев, но если первые хорошо себя чувствуют лишь дома, то вторые отправились в вечные скитания, ища счастье в далеких странах.
Вторые породили большинство охотников, воинов, первооткрывателей, пилигримов, странствующих рыцарей, мореходов, покорителей космоса, писателей, ученых и изобретателей. И вот для этой ветки человечества вопрос “нужно ли ходить между мирами?” даже не стоит. Ибо это их величайший смысл. Здесь их источники вдохновения.
И да: хождение за горизонт всегда было небезопасным. Нужно быть хорошо подготовленным физически и морально, у тебя должна быть отличная экипировка, а прежде всего – мощная психическая энергия. И вот в этом лучшим другом тебе станет твое Сияние!

В Книге Киима сказано:
«Сияние – первородное свойство Игры, лежащей в основе мультивселенной. «Вначале была Игра, и она сияла».
От этого Сияния возникла первая квантовая пара – Смотрящий и Тот, на кого смотрят. Око Духа и Радужный Феникс. Ибо захотела Игра увидеть своё Сияние и поиграть с ним. И тогда Феникс породил мириады форм и миров. И стали различимы Аспекты Сияния, коих оказалось 8. Дух родил Внимание, а Феникс родил Воображение. Потом эти двое родили Намерение и Воплощение. А после эти четверо родили Время, Эмоции, Силу и Смысл.
И прошептал Ветер. И открылись Двери. И пришли Они из разных миров, и встали спинами друг к другу – Хранители Аспектов. Есть множество легенд, описывающих их формы и отражения. Но чаще всех являются они Тавлеями. Вот их отряд: Багровый Дракон Материи, Огненный Конь Эмоций, Золотой Ягуар Внимания, Изумрудная Чайка Смысла, Лазурный Дельфин Воображения, Индиго Слон Силы, Фиолетовая Черепаха Времени и впереди всех Лилейный Дракон Намерения.
Жди своего Тавлея. Он придёт к тебе однажды и откроет щель между мирами»

Физически щель между мирами может быть представлена множеством способов. Классический, конечно же, это зеркало. Этот момент хорошо показан в фильме «Бесконечная история». Зеркалом также может выступить водная гладь, например, ночного горного озера.
Второй распространенный случай – это звук, вибрация. У каждого Аспекта есть тайное протоимя, или Глосса. Это имя есть универсальная гармоника колебания Аспекта – Брана. Это самое гармоничное колебание Аспекта как его замыслил Феникс. Это нота Бога. Когда сердце слышит Брану, открывается прямой путь к Аспекту. Со звучанием также связано понятие фрактального эха, но об этом в другой раз.
Третий способ: остановка времени в полуденный зной или в сумерки. Нужно остановить взгляд, расфокусировать зрение и впустить в своё сердце блаженство. Этот способ часто доступен детям и подросткам.
Во всех вариантах необходимым ингредиентом непременно является воображение. Вот почему часто щель между мирами открывается в минуты мечтаний. Ибо тогда является Образ.
Об Образе и фрактальном эхе – Продолжение следует…

Феникс придумал гениальный трюк – фрактальное эхо. В результате он создал Метатекст, или Импликативный порядок Реальности, а все последующие миры – как эхо, расходящиеся круги. Об этом хорошо написано в “Хрониках Амбера” Желязны.
Все эти скалы Преддверия и лагуна Марейо, плато Нангу и каньон Ухаат, остров Йиб, а также Земля с Москвой, Лондоном, Нью-Йорком и даже деревней Гадюкино – все они фрактальное эхо. Отсюда откровение: познай Метатекст и механику Эха – и вот тебе гипердвигатель для путешествий по мирам.
И что же есть такое – этот Метатекст? В сущности говоря, каждый сталкивается с его малыми подобиями в реальности на каждом шагу. Это Образ. Суть, ядро, сердцевина, “Cor” на латыни (отсюда Хранители Аспектов именуются Фалькор, Айкор, Атакор и т.д. – сердце Глоссы Аспекта). Это глубинный смысл явления, события, предмета, существа… Его тайный код, генетический ключ.
Образ нельзя создать. Он есть. Он просто приходит к тебе. Об этом отлично сказано в “Самоосвобождающейся игре” Вадима Демчог. Так что есть две принципиальные задачи: призывание Образа и работа с ним. В итоге технология такова: вызови Образ – работай с ним –  запусти фрактальное эхо – включи воображение – обнаружь щель – зажги сияние – отправляйся в путешествие по мирам. Элементарно!

Просачивание в иные миры и дальнейшие путешествия по ним – изумительный дар Феникса всем дерзнувшим открыть Дверь. Да, именно так: сначала ты должен дерзнуть! И тогда к тебе придут Они. В Книге Киима в ее Коде Игры есть слова: “На каждом Пути тебя встретит существо о четырех ликах – извечные “Четыре Живущих”. Они дадут Ключи к победе”.
С Востока к тебе летит Вечный Орел. В полете с ним ты достигнешь множества высот и научишься терпению. С ним его верный спутник – Золотой Ягуар Тхакор, Хранитель Внимания, смотрящего в Пространство.
С Запада к тебе шествует Вечный Лев. Путешествуя с ним, ты обретешь свое величие и вдохновение. Его спутник – Лазурный Дельфин Атакор, Хранитель Пространства, манящего Внимание.
С Севера к тебе бежит Вечный Минотавр. В сражении с ним ты преодолеешь свои преграды и обретешь осознанность. Его сопровождает Лилейный Дракон Фалькор, Хранитель Намерения, призывающего Материю.
С Юга к тебе идет Вечный Человек. Сотрудничая с ним, ты найдешь своих союзников и познаешь радость щедрости. С ним рядом – Багровый Дракон Такор, Хранитель Материи, воплощающей Намерение.
Так окрест тебя сойдутся четыре Вечно Живущих. И пройдешь ты сквозь игольное ушко. И окажешься по ту сторону Зеркала, в Источнике.

Путешествие в Источнике, как внутри Чёрной дыры (на самом деле Белой), – Тайна великая. Всем хочется узнать, что же там внутри. Но те, кто побывал там и вернулся, предпочитают молчать. И все же однажды наша История приведёт нас туда. А пока вот что.
На самом деле Просачивание идёт в обе стороны. Не только ты сам можешь попасть Туда (и тогда это твой Квест Героя), но и Нечто может просочиться в наш мир через тебя (и это называется Квест Творца). Творчество – это всегда со-творение. Твоя задача – держать свой канал чистым и открытым. И помни: просачивание возможно лишь в процессе Сияния. Это золотая Пыль, открывающая порталы между мирами Мультивселенной…
Одним знойным летним днём, в полдень, пропахший морской солью и сушёной рыбой, в звенящей тишине безлюдного берега к пристани лагуны Марейо плавно подошёл загадочный парусник…

Корабль выглядел древним и одновременно бы из будущего. Казалось, он парил над океанской гладью. Что-то в нем было такое, что приковывало взгляд любого зеваки. Только в этот жаркий полдень на пристани никого не было. Кроме одного маленького человечка…
На главном белоснежном парусе корабля в лучах палящего солнца сверкала золотая Стрела. Худенькая веснушчатая рыжая девочка лет девяти, в пыльных сандалиях, ссадины на коленках, зеленые штаны закатаны выше колен, изогнутый стан обтянут воздушной выжженной солнцем тканью цвета охры, на загорелом лбу тонкий фисташковый обруч как-будто бы из дорогого металла (вероятно, самое ценное из всей ее экипировки). В левой руке посох из темного дерева с тончайшим узором. Правая рука в лихом козырьке прикрывает от солнца прищур внимательных изумрудных глаз. Весь вид волшебной незнакомки – натянутая тетива. Взгляд устремлен на стрелу на главном парусе. Похоже, девчонка нездешняя, пришла в лагуну издалека.
С борта на пристань выехала лестница, непонятно кем приводимая в движение (на палубе никого не было). И вот первым на древние камни пристани лагуны Марейо ступил высокий худощавый мужчина с орлиным носом на загорелом морщинистом лице. В длинном черном плаще, черный тюрбан, черная сумка через плечо. Острый взгляд черных серьезных глаз заприметил юную рыжую путешественницу и тотчас озорно заискрился, в уголках глаз рассыпалась сеточка улыбки.
Следом на пристань выпрыгнул как стрела на парусе огромный ягуар. Ноздри его раздувались, глаза горели золотым сиянием, мощные мускулы волнами перекатывались под лоснящейся золотистой шкурой, – он был так рад, что наконец оказался на суше. А за ягуаром с корабля сбежал мальчишка лет одиннадцати. Его длинные черные волосы, амулет в виде солнца на загорелой груди, тонкие крепкие руки и ноги, босые ступни, не страшащиеся горячих камней пристани, большущие чуть раскосые карие глаза и браслет из конского волоса на левой кисти – все говорило о том, что он родом из племени. Племени долины Мутанга…
Путешественница и мореплаватели встретились на пристани лагуны Марейо в то самое время, когда далеко-далеко отсюда, в другом мире, называемым Землей, один никому неизвестный ученый-монах обнаружил в соборе Шартра префектуры департамента Эр и Луар тайную дверь. Она привела его в келью, где он нашел то, что потом драматическим образом повлияет на расклад сил на мировой политической арене…

Лигос лежал в ложбинке холма у взморья. И ему было о чем подумать. У этого дела был  свой запах. Нет, не так: оно воняло. Издалека всё выглядело именно так, как ему и объяснили: выгодным для общины конвоем, малочисленным, не пыльным и хорошо оплачиваемым. Народу немного, надо  помочь дойти до точки, подстраховать. На всякий случай. Нужна-то просто пара человек. Вот и попросили Лигоса и кого-нибудь на его усмотрение.  А ветерки миазмов полетели вместе с уточняющими вопросами…

• Большая группа?
• Да, нет, я же говорю: вместе с вами 6 человек всего.
• Ясно, а куда идём конкретно? В какую точку?
• Точку знает один человек из группы.
• Хорошо, можно её уточнить?
• Уже нет. Это было одним из условий контракта. Ты берешь и ведешь.
• Я должен понимать кого и куда я веду. Если нельзя узнать КУДА, то хотя бы КОГО я должен знать. Да, группа маленькая, но и нас пара человек только. А хельцы никуда не делись…
• Потому и попросили тебя в группу конвоя.
• Кто попросил за меня?
• И тамуры, и снежи. Тут они были единодушны.
• И тамуры, и снежи? Кому конкретно нужен конвой? 
• И тем, и другим… Это сводная группа. И ты…
• Не играй со мной в веревочку, Хой! Ты меня не одну весну знаешь! Да и я тебя тоже…Говори, как есть. Мне же их вести!

С Хоя как-то разом слетел напускной энтузиазм, который и делал его таким неестественным. Он с чувством хекнул, прочистил горло и… Как-то сник. Пожевал губами и начал медленно  отрешенно говорить, бросая на Лигоса короткие оценивающие взгляды.

• Ты не сердись, Лигос…Конечно, я бы всё рассказал…Всё что знаю и о чем догадываюсь. Мне просто очень хотелось, чтобы ты согласился…А потом мы бы уже вместе подумали над вопросами и…
• А я что – часто отказывался?
• Да, нет…Не в этом дело…Много что совпало сразу…Знаешь, я даже рад, что они тебя старшим конвоя попросили…Кого бы я поставил?

Хой помолчал, пожевал губами.

• Не нравится мне это…Вроде всё складно выходит. Маленькая группа. Провести-увести. Хельцам на вас силы тратить смысла нет, груза никакого. Какая с вас выгода? А оплата хорошая…
• Не будут тамуры за простое дело платить хорошую цену.
• Да… это верно.
• Снежи ещё тут… Чего они здесь забыли? С контрактом кто пришел? Тамуры?
• Да. Вам нужно будет забрать двух снежей, дойти с ними до взморья. Там дождаться тамуров и уже всем вместе идти куда скажут. Кого возьмешь, Лигос?
• Рогоса.

Хой вскинул брови, нахмурился и потихоньку расплылся в понимающей улыбке.

• Хорошо… Тебе виднее, Лигос. Твой конвой.

Ударили по рукам. Обратного пути не было.

Хой вздохнул и сказал очень просто : “ Спасибо, что ты есть, Лигос”

Лигос пожал плечами и пошел искать Рогоса. Ему была прекрасна понятна палитра эмоций на лице Хоя, когда он заявил о своем выборе. Имя Рогоса само слетело с губ, а значит так тому и быть. Рогос не был ни самым сильным воином, ни лучшим следопытом, но была у него одна ценная и  непредсказуемая особенность: Рогос был интуит, спонтанный и молниеносный. Иногда он принимал решения, решавшие исход боя и судьбу всего конвоя. И сколько бы потом не допытывались у него “ и как это ты сообразил?”, он только улыбался и пожимал плечами. Лигос понимал: “сообразить” такое невозможно, можно только отдаться этому мощному порыву прозрения и действовать не задумываясь. Тогда всё получится. И у Рогоса это получалось прекрасно.
Община была не маленькой по местным меркам, дворов 150, но и не особо крупной. Только раньше в каждом доме жила семья и часто большая, а сейчас двор с тремя жителями был редкостью. Двор старосты, да и то больше из-за конвоя, хотя от прежнего конвоя уцелело только трое; да два двора новоженов с их первенцами, которые давали иллюзию отсрочки конца. Остальные дворы стояли заброшенными, либо, как в случае Лигоса, обретали одного хозяина.
Конечно, официально община занималась земледелием. На еду этого вполне хватало, в плохой год – не умереть с голоду. Но о каком-то достатке, а уж тем более процветании, речи просто не было. Не та земля. Снежи, жившие в горах и по ту сторону гор, охотно покупали излишки урожая, но основной доход, конечно, приносил конвой. Тамуры приплывали на своих больших прямоугольных, низко посаженных кораблях, разгружались на телеги мургов, а те уже доставляли груз до снежей. Почему не напрямую? Умирать никто не хочет, а умирать бессмысленно и подавно. Тамуры отличные мореплаватели и торговцы, снежи – мастера и техники, но не воины. И зачем тогда терять и груз, и людей, если есть мурги? Надежные, честные и не жадные. Так и повелось, что мурги доставляли грузы от тамуров к снежам и изредка наоборот, не давая хельцам грабить караваны. Хельцев может и можно было когда-то считать народом, но теперь это, по большей части, были ублюдки без рода и племени. «Хороший народ «хельц» не назовут, с таким звуком обычно помои выплёскивают. «Хельц!». Это старая и грубая шутка мургов оказалась не так уж далека от истины.
Раньше хельцы были просто помехой, досадной и неуклюжей. Потом они стали реальной угрозой, а ещё позднее превратились в кошмар. Их стало не просто больше, они стали хитрее и злее. Засады их становились всё более искусными и кровожадными. Их число росло быстрее, чем дружина для конвоя, которая пополнялась естественным приростом. Так погиб Ставрос, его младший; так пропал Дирк, его первенец. «Пропал» это почти всегда погиб. Просто не нашли тело и не смогли предать земле. Поэтому говорили «пропал», но все и так понимали, что это значит. Мало того, что дружина таяла, так никто уже и не решался отправлять её прежним числом. Слишком дорого пришлось заплатить за это.
И что происходит теперь? Что заставило снежей вылезти из своих каменных бастионов, а тамуров сойти со своих кораблей? Да, были редкие, почти уникальные конвои, когда приходилось сопровождать снежей или тамуров, но такие конвои долго и заблаговременно согласовывались, всегда было понятно кто, сколько, куда и зачем, а, главное, это всегда были либо только снежи, либо только тамуры. И четко понятная необходимость. Никаких сводных конвоев. Что и когда успело вызвать такой стойкий интерес у обеих сторон? И как оказалось, что точка пересечения этих интересов лежит вне границ их обычного влияния?
Уже через 2 дня они с Рогосом встречали снежей. Лигосу они всегда нравились: в меру общительные, не трепачи, обстоятельные, работящие и доброжелательные. Но это там,  в недрах своих каменных городов-баз. Попадая на равнину, они делились на две категории: “любопытные” и “замороженные”. Первые беззаботно лезли куда не надо и, тем самым, навешивали на попутчиков кучи проблем, без которых все вполне могли обойтись, материализуя их буквально из воздуха. Они генерили проблемы так плодовито, а потом так искренне извинялись и переживали, что злиться на них всерьёз не хватало ни времени, ни сил.
Вторые или “ замороженные” были полной противоположностью “любопытных”. Они сразу были постоянно настороже, как натянутая тетива, и поэтому быстро “перегорали”. И уже в состоянии своей перегоревшей отмороженности могли начудить похлеще любопытных.
Как только следующая пара их новой команды сошла с подъемника, Лигос вздохнул и покосился на Рогоса. К ним приближались двое с огромными заплечными мешками, в кожаных жилетках со множеством карманов …Карманы были везде: на рукавах, на поясе, даже на коленях. И при каждом шаге эта парочка звенела, как детские копилки. Но это ещё полбеды: один из парочки с острым лицом лисички-чиффы, умудрялся при каждом шаге немного подпрыгивать и светился, как новый топор; а второй шел размеренно и немного даже грузно, но при этом голова его медленно поворачивалась влево-вправо-вверх и по новой. “Любопытного” Лигос сразу про себя окрестил Лисичкой, а потенциально “замороженного” – Сугробом. То ли ещё будет…Лигос поймал взгляд напарника и кивнул на Лисичку, Рогос кивнул и улыбнулся. Какая улыбчивая парочка получается, быстро сойдутся. Вот и пусть занимает его ответами на бесконечные вопросы, которые посыпятся непременно, это дело времени. Ну, а Лигос возьмет под опеку Сугроба, если удастся обратит его собранность и внимание на пользу общего дела, а не на выгорание.
Тем временем звенящая парочка приблизилась на расстояние знакомства.
“Укер!” – почти крикнул Лисичка и неожиданно смутившись протянул руку. “Слер…” – процедил Сугроб и начал внимательно обшаривать глазами их снаряжение. 
-Я Лигос, это Рогос. Рад знакомству! Что в мешках?
Улыбка Лисички моментально увяла, а Слер склонил голову набок и нехорошо прищурился. Так точно никуда не пойдёт, надо сразу выправлять ситуацию. Лигос смотрел в глаза Сугроба, ожидая ответа именно от него. Сугроб молча щурился в ответ. Ситуацию неожиданно разрядил Лисичка, он как-то неожиданно просиял и бодро выпалил :” Нужное!” Все заулыбались, даже Сугроб приподнял уголки губ, видимо его такое определение содержимого двух туго набитых мешков вполне устраивало. Лигос убрал улыбку.

• Значит так. Спрашиваю не из любопытства, а для дела. Вы оба звените как свадебные бубенцы, звон надо убрать. Вам помочь переложить “нужное”?

Сугроб медленно помотал головой.

• Хорошо. Вот трава, вот песок. Чем будете убирать звук, решать вам. Времени у нас не так много, завтра утром надо быть на взморье, там мы будем ждать тамуров.

На удивление, снежи перепаковались достаточно быстро. Сугроб поначалу кряхтел, хмурился и всё пытался прикрыть спиной развязанную горловину мешка. Оценив обстановку, Лигос кивнул Рогосу и они отошли шагов на десять. Дело сразу заспорилось. Снежи вывалили на растеленную плотную ткань свои “нужные” пожитки.” И это с собой взяли” – отметил Лигос. Лисичка метался, набирая песок и нарывая травы, Сугроб ловко всё расфасовывал.Закончив с мешками, снежи принялись за свои многочисленные карманы. Краем глаза Лигос оценил, что куча травы разошлась вся, а песочная горка осталась нетронутой. Что бы там ни было в их мешках и карманах, с песком оно не дружило точно.
Снежи приблизились в своей обновленной амуниции. Кроме шуршания ткани и легкого скрипа кожи никаких посторонних звуков. Лисичка попрыгал на месте, демонстрируя выполнение задачи, а Сугроб лаконично приподнял и опустил плечи, мешок беззвучно повторил траекторию.

• Мы готовы,  – бодро заявил Лисичка.
• Слышу. Я впереди, Слер за мной, потом Укер, Рогос замыкающий. По возможности, Укер смотрит вперед и влево, Слер вперед и вправо. В принципе, всё, что нужно увидеть, заметим мы с Рогосом, поэтому можно просто идти. Перед выходом вы наверняка проходили инструктаж, но есть вещи, которые я считаю нужным повторить. Я – Лигос, старший конвоя, Рогос – моя правая рука, а поскольку других “рук” в этом конвое нет, то слушаться его, как меня. Поскольку мы отвечаем за вашу безопасность, быстрое исполнение наших приказов не обсуждается, от этого зависят ваши жизни. И наши заодно. Мы будем идти весь день без привала, пересекая равнину,чтобы к вечеру достичь Прибрежья, где и заночуем, чтобы утром встретиться с остальной частью нашей группы. Вопросы?

Лисичка посмотрел на него крайне выразительно и серьёзно, впервые за время их короткого знакомства. Сугроб опять прищурился.

• Отлично! Выдвигаемся в озвученном порядке.

И вот теперь Лигос лежал в ложбинке холма у взморья. Пока всё в пределах нормы, по крайней мере, для них с Рогосом, но что-то не складывалось. Когда и кто начал недоговаривать было непонятно. С этим конвоем что-то изначально было не так. Начать хотя бы с того, что это, в принципе, и не конвой вовсе. Лигос был уверен, что Хой рассказал ему всё, что знал. Точнее, всё, что ему сказали. С одной стороны, тамуры всегда честно вели дела. Свои “хитринки” они проворачивали в торговых сделках, но никак не с мургами. Тут не те ставки, мухлевать себе дороже. Но была информация, что пойдут они без груза. Да, формально, заплечные мешки грузом не считались и попадали под определения личных вещей или снаряжения. Но это здорово снижало мобильность конвоя, хотя стоит признать, шагали снежи бодро, на вес не жаловались, дополнительных привалов не просили. Или тамуры сами не в курсе? И это все инициатива снежей? Снежи тоже не знают КУДА мы все идём? Возможно…Потому и набили свои мешки “ на всякий случай”. Лигос улыбнулся: это похоже на снежей. За то время, что они добирались до Прибрежья, особенно сойтись не удалось, да и цели такой не было. Но Лисичка предсказуемо прилип к Рогосу, тот отвечал подробно и вроде даже охотно. Лигос был спокоен, Рогос лишнего не взболтнет. С Сугробом тоже удалось немного пообщаться, тут, в основном, говорил Лигос. Ему удалось ненавязчиво объяснить Сугробу основные правила конвоя и, главное, на что действительно нужно обращать внимание, а на что “просто смотреть”. Это немного сняло с Сугроба напряжение, но не более.  Уже здесь, на границе равнины и Прибрежья, когда Лигос начал прикидывать в уме и искать глазами место стоянки, за очередным поворотом холма, они наткнулись на остатки лагеря…Камни для костровища, собранные в круг, были раскиданы, но не настолько, чтобы не угадать прежней формы. Костер так и не успели запалить,  дрова и ветки были также раскиданы неподалеку. И всё бы ничего, если бы среди этого легкого, почти естественного беспорядка, не было двух неравномерных луж крови, уже впитавшихся в землю и двух срезанных пяток, валяющихся тут же…Рогос стремительной тенью начал взбираться на холм. Лигос, обернувшись к снежам, приложил палец к губам и также, знаком, указал их место.
“Даже костер не успели  разжечь…Или не успел? Всего пара пяток…Значит следили и вели, напали со спины, пока занимался костром. Ни вещей, ни тесёмки, ничего…Ничего, что могло бы рассказать о хозяине пяток”. Рогос появился не с вершины холма, на который он взбежал,а уже из-за поворота по курсу их предстоящего маршрута. Покачал головой. Значит чисто.
Лигос, повернувшись к снежам, дал знак отбоя тревоги. Сугроб теперь не щурился, а полноценно и крепко прикрыл глаза, облегченно вздохнул и…Вытащил руку из ослабленной горловины мешка. Что же у них там всё-таки такое? Ладно, это потом, позже…Лисичка уже был рядом , пригнулся и сосредоточенно рассматривал место несостоявшегося лагеря. Дошел он, естественно, и до кровавых пятен.

• А это что?
• А на что похоже?
• Не знаю…
• Это пятки, Укер. Если кто-то сдается хельцам в плен или они подбирают кого-то без сознания, то срезают пятки.
• Зачем?

Лисичка смотрел широко открытыми глазами. Даже Сугроб привстал от мешков и начал тихо подбираться к костровищу.

• Как далеко ты убежишь с отрезанными пятками?
• Убегу?
• У хельцев есть рабы. Те, кто выживает после такой процедуры.Когда ещё тебя довезут до лагеря. Рабы ходят на мысочках. И тихо, и не убегут никуда толком. Ну, а если ты всё-таки такой непокорный, то в следующий раз тебе отрубят ступни…Убивать смысла нет, ты либо сам сдохнешь, либо покоришься. 
• Нам надо поговорить, всем вместе, когда все наконец соберутся…Нужно понять…

Лигос почувствовал, что засыпает. Нет, не сейчас. Лигос вытянул руки и перекатился на левый бок, потом на правый, прикусил до крови язык и опять положил подбородок на поставленные один на другой кулаки. Ждать… Надо ждать..
А вот и корабль…Он встал настолько далеко, что если не знать куда смотреть, то его запросто можно и не увидеть в этой утренней мгле. Лигос ждал. Очень долго не происходило вообще ничего. Наконец показалась лодка, она уверенно приближалась к бухте. Так, шесть гребцов, двое просто сидят.Вот они-то сейчас и будут высаживаться. Два члена его новой дружины. Нет, это не конвой, это дружина…Хотя, какая это дружина? Два тамура, два снежа, два мурга… Ну, значит, вот такая дружина.
Лодка подходила к берегу. Гребцы подняли весла и лодка потихоньку теряла набранную скорость. Один из пассажиров приподнялся и внимательно осматривал берег. Что не так? Все условные знаки выложены. Но тамур не спешил. А гребцы, как заметил Лигос, были готовы сорваться обратно в море в любой момент. Наконец он кивнул, что-то прошептал гребцам и спрыгнул за борт, вода была почти по пояс. С лодки ему передали два заплечных мешка вполне обычных размеров. Ох, снежи-снежи… Перестраховщики…Гребцы подняли второго, он не очень ловко спрыгнул с борта. Но  товарищ в воде подхватил его и не дал завалиться. Первый спрыгнувший тамур закинул ему мешок через шею за спину и подтолкнул  к берегу. Да что происходит? И что у него с руками? Как-то странно он их переваливает слево-направо. Он связан? А что у него…с одеждой? Почему он одет, как хельц? Военная хитрость? И внезапное озарение, сродни озарению Рогоса: “ Это и есть хельц. Тамур ведет к берегу связанного по рукам хельца. Это не конвой, ты прав. Но и не дружина. А что тогда? Скоро узнаешь. Будет разговор.”

Пара с лодки уже шла по пляжу к условленному месту. Пора встречать.

В каньоне Ухаат было неспокойно. Прошло три дня как с гор спустились четыре всадника.
Касым сидела на своём любимом месте на скале Ханна, свесив ноги в пропасть. Высота была ее стихией. С детства она ходила по самым сложным тропам, куда не взбирались даже горные раханы, лазала по высоченным хвойным акатам, но самое отчаянное – летать верхом на банши. Все это было ее природным, как и фантастическая меткость в стрельбе из арбалета.
Взгляд Касым был прикован к эйлангу Тэна на дне каньона. Снова и снова она перебирала в памяти детали того дня, когда они с Тэном отправились на охоту, нужно было запастись мясом раханов. Они никогда не говорили друг другу о чем-то таком, но уже второй год не проходило и дня, чтобы они вместе что-то ни делали. Касым уже забыла, как она жила раньше без Тэна.
И вот, взбираясь по крутой лестнице, выточенной в скале древними, Тэн окликнул ее. Его худая жилистая рука указывали на вершину Ханна. На фоне вечернего неба высились четыре всадника. Огромный мускулистый Воин с рогатым шлемом на белоснежном коне с развевающейся гривой. Красивый  Рыцарь в сияющих на солнце латах на багровой лошади. Стройный Охотник в татуировках с луком и стрелами на золотистом коне. Загадочный Маг с пышными волосами, в длинном плаще с подбоем,  на лунно-голубой лошади.
И тогда зашумел Ветер странствий. Ударил он в древний Колокол потока. И над всеми эйлангами каньона загудел этот первозданный гул, который не звучал здесь уже много поколений.
Тэн схватил Касым за руку, и они побежали стремглав вниз. Эх, хорошо бы сейчас прилетели банши, но они далеко над Долиной папоротников. А гул все нарастал и нарастал…

“Эй, приятель! Скажи своему гравитону отправиться на десятый ярус! На третьем уже перебор!” – проскрипел Трактирщик чуть ли не в самое ухо Гору. Темное пиво на стойке так и стояло нетронутое…
Тха-тет слишком глубоко ушел в тха и, похоже, уже некоторое время ничего не слышал вокруг. На то были свои веские причины: пара-бран исчез отовсюду, тщательные поиски на всех планах в течение недели ничего не дали. “Все-таки они молодцы! – невольно промелькнуло в голове Макса. – Так научились делать этих трактирщиков, что фиг теперь поймешь, это живой человек или андроид”. Он потер свой каштановый ежик на макушке, схватил любимую лиловую куртку и выскочил на третий уровень. Над Москвой висел плотный туман, придется включать автопилот, а жаль. Макс вызвал гравитон, накинул капюшон и взмыл на тридцать седьмой уровень.
Тха-тет Макс Гор за свою многолетнюю и весьма насыщенную службу не встречал такого пара-брана. Они хоть и удивительные создания, но еще не научились совсем не оставлять следов. Все-таки перемещение между планами происходит с выделением большого количества энергии, которая обязательно оставляет если не разводы, то хотя бы искажения на зеркалах. А этот явно прошел сразу несколько планов и не оставил ничего. Ну то есть совсем ничего… “Что-то происходит”, – под ложечкой у Гора засосало. А если у тха-тета екнуло, то происходит что-то из ряда вон, ну то есть как если бы отменился один из законов физики.
Шеф пытался отговорить Гора продолжать поиски – слишком много других насущных дел, но в итоге сам в очередной раз попал под обаяние блестящей логики Макса. Не зря его считали одним из лучших тха-тетов в истории Отряда. Может быть даже лучшим, его уровень тха был просто запредельным… Выходит, Гор встретил сильнейшего пара-брана.
Из размышлений его вывела голограмма Лисенка, появившаяся прямо перед его лицом, как раз в тот момент, когда он пересекал сорок второй уровень. Лицо ее было заплаканное. Глаза пылали так, что казалось, сейчас прожгут стекла очков…

Долгие годы Джорах был самым популярным, а затем и единственным предсказателем в землях шойров. Он никогда не говорил сбудется или не сбудется, он объяснял насколько вопрошающий близок к решению вопроса и на что ему стоит обратить внимание.
Никто не видел Джораха, он всегда принимал за подвешенной травяной циновкой, а в пещере всегда царил полумрак и туман из благовоний. Однажды шойры заметили, что из пещеры не клубятся дымы, а еда, оставленная по обыкновению у входа, была нетронутой.
Через долгих 32 дня шойры, наконец, решились войти в пещеру. Там никого не было, а на напольной циновке, где обычно восседал Джорах, лежало огромное орлиное перо и были причудливо рассыпаны карточки с картинками. Шойры оставили всё как есть и удалились.
Годами пещера пустовала. Пока однажды юный Орах, превозмогая страх и сгорая от любопытства, не вступил во мрак пещеры. Он воткнул перо в свою спутанную буйную шевелюру и пещера тут же наполнилась мягким светом, а картинки на циновке ожили.
Вскоре шойры в изумлении наблюдали дымные клубы, которые вновь заклубились у входа.
Орах пропал, а Джорах вернулся. Так земли шойров вновь обрели Оракула.

Эта Игра изначально была дарована жителям острова Йиб в начале Второй Эпохи.
Аборигены в те годы могли наблюдать за Минотавром, который утренними часами сидел у озера, что находилось прямо под пирамидами. Он был стар и слеп, но проводил все предрассветные часы с толстым фолиантом в руках.
Однажды Минотавр исчез, оставив там, где он любил встречать Солнце, несколько страниц из книги, которую местные назвали книгой Хота-иль-Пау – книгой Восхода над Пирамидами.
Аборигены острова Йиб заинтересовались даром Минотавра и по-своему растолковали иллюстрации и правила игры, которую назвали “Солнце над Пирамидами”. Так родился одноименный инструмент для решения собственных задач.

Таро Аспекта было обнаружено абсолютно случайно. В одном из западных баров, открытых круглосуточно, в начале прошлого века работала официантка, которая нашла на столе три странные карты. Рисунки на них были причудливы – она никогда не видела таких раньше.
Когда Мэри пришла домой с рабочей смены, эти карты оказались у неё в кармане пальто. Она очень удивилась – ведь она не брала их с собой. И сразу же решила попробовать растолковать. За этим занятием она незаметно для самой себя заснула.
Когда она проснулась на утро, то обнаружила на прикроватном столике небольшую тетрадку, в которой её почерком были выведены десятки других карт и их толкование. Так в маленьком западном баре впервые нашли след Минотавра. Впрочем, история эта уже скоро была позабыта.

Ничего не произошло. С этого-то всё и началось сегодня утром.

В очередной раз не произошло ничего. Шут с карты щерился на меня своей пустой улыбкой. Улыбкой блаженного дурака, который был окружён целым миром, но не знал, что с ним делать. И сегодня в нём я увидел себя.

Я знал холод ледяных пустынь. Видел восходы в выжженных Солнцем степях. Создавал пирамиды и капища в диких джунглях и над обдуваемыми всеми ветрами поймами рек. Для чего? Чтобы загадать людям загадку, на которую нет ответа. Чтобы вечность проводить. Ведь минотавры, как говорят, живут вечно. Если сами этого захотят.

Рождённые чьим-то беспокойным сознанием, чьим-то страшным сном, мы вынуждены сопровождать человека, который нас создал. Раньше люди задавали вопросы. А мы помогали им найти ответы. Но сегодня нас становится всё меньше, ведь человек больше не спрашивает. Он уверен, что он знает. Маркетолог продаст ему желания, выдаст ему заменитель жизни, идентичный натуральному. Их жизнь напоминает мне казённую простынь, на которой они рождаются и на которой умирают. Не броская. Продаётся и покупается за копейки. Они не увидят в зеркале нечто невыразимое и не зададутся вопросами. Потому не могут нас родить. Они вообще редко рожают что-то стоящее.

Жизнь в служении – неплохая судьба. Всегда найдётся работа. Пока создатель твой ещё жив. Но вот время человека заканчивается. Песок в часах его жизни перестаёт течь, и ты уже предоставлен сам себе. Если ты вечен, чему ты посвятишь всё оставшееся время? После смерти своих создателей многие минотавры уходили сами. Но их долг не был выполнен до конца. Ведь люди никогда не задавали им стоящих вопросов. И многие из нас просто растворялись. Именно так принято говорить. Растворялись жжёным горячим кофе – оставляли после себя чернильное горькое пятно. Бодрящее, не подпускающее сон и дремоту. Последнее усилие любого минотавра. Забытые и лишённые своего предназначения, мы становились пустой тратой вопросов и ответов, если вам угодно.

Мой создатель – смешной человечек, который написал несколько посредственных книг. Он много искал, иногда с ним было не скучно. Переплывал океаны на свой утлой лодчонке, гордо именуемой Кон-Тики. Много путешествовал и задавал мне вопросы, ответы на которые были просты. Я создал для него множество загадок. Переписывал Книгу Прошлого. Возводил храмы, которые дол сих пор считают древними. Египетские удались мне лучше всего. Это была самая большая шутка в моей жизни. Древние обсерватории, усыпальницы фараонов, наследия неизвестных цивилизаций. Люди начали давать мне ответы на мои собственные вопросы. Мы поменялись местами. Было забавно на это смотреть. Чтобы вечность проводить – вот единственный повод их создания. И более ответов не требуется.

Там я и познакомился с Лисом.

Мне неизвестна история его появления на свет. Как бы нелепо это ни было – а все мудрости этого мира выглядят нелепо – я нашёл его колыбель в зарослях тростника, недалеко от моей большой песочницы. Для меня всё началось с колыбели. Может быть я сам её создал?

К берегу реки, которую люди называют Великим Нилом, её прибило течением. И тогда я понял, что судьба маленького шустрого лисёнка, который сидел в ней, теперь находится в моих руках. Уже тогда я был невероятно стар и решил, что смогу научить его всему, что знаю сам. Я надеялся на свою мудрость. Но, как оказалось, существуют вопросы, на которые даже я не знаю ответов. Врут те, кто говорят, что мудрость приходит с возрастом. Иногда возраст приходит один. И то, что для человека является знанием, для обитателей множества миров, всего лишь банальность. И мы тоже учимся вместе с людьми. Как их зеркальные отражения.

Сейчас, когда я сижу за столиком в старом кафе – почти слепой старик, с посеребрёной временем шерстью, лисёнок этот сопит у моих ног. И я хочу рассказать вам нашу историю . Историю старика, видевшего больше, чем он хотел увидеть. Узнавшего больше, чем стоит знать даже очень древнему существу. Горячий кофе – жизнь одного из нас – обжигает мне горло не хуже старого доброго виски. Я пью чью-то жизнь. Это уже не удивляет и не выглядит забавным. Это привычно. Ведь все мы по капле досуха выпиваем чьи-то жизни.

Лисёнок потягивается и широко зевает. За годы он совсем не изменился. И выглядит также, как

во время первой нашей встречи. Пытливый живой взгляд, юркая лёгкость движений. И те же мудрые вопросы, первый из которых он задал мне у подножия пирамиды.

Да, мой путь начался у моей собственной шутки. У пирамид.

Когда Лисёнок задал мне первый вопрос, я застыл в изумлении. В первую очередь я изумился тому, что понял его речь. Ведь я никогда не слышал, как разговаривают Лисы. Их безмолвность и осторожность казалась мне безусловной. Но вот он – Обратный Лис. Не похожий на остальных. Пытливый, непоседливый, с яркими зелёными глазами, внимательно наблюдающий за моей работой – созданием очередной пирамиды.

…Сперва я подумал, что ослышался, когда услышал этот голос где-то позади себя. Я повернул голову в его сторону. Лисёнок сидел чуть поодаль и выглядел очень внимательным и заинтересованным моей работой.

– А где же другие Минотавры? – повторил Лис снова.

Он говорил звонким ребяческим голосом. Не говорил даже – его вопросы сами просверливали твой мозг, свивали там уютное гнездо и являлись такими навязчивыми и обжигающими, что игнорировать их было просто невозможно. В этот момент я уже почти закончил свою работу и украшал пирамиду рисунками по глине.

Каждое такое сооружение я творил в пространстве Бреши – между этим миром и тем. Это помогало мне сконцентрироваться и выполнить свою работу инкогнито – вдали от любопытных глаз. Одна из местных лун бычьими рогами своими запутывалась в зарослях изломанных анчаров, но всегда верно дарила мне свет. Особенно он был необходим во время моей работы над глиняными украшениями пирамиды – теми её элементами, которые разрушатся достаточно быстро и не оставят даже следов своего пребывания, но которые я так любил. Сейчас маленькая палочка, выводившая очередную картину на податливой глине, на мгновение дрогнула. Рисунок был безнадёжно испорчен, но меня это уже не интересовало.

– А откуда ты знаешь, что есть другие? – спросил его я, ломая табличку и прикрепляя на её место новую заготовку для рисунка.

– Если есть один, значит есть и другие!

Логика Лисёнка была безотказна. Я нахмурил брови:

– Других я никогда не видел. Более того – нас создают люди. Я знаю это. Я очень много читал о Минотаврах.

– Где же ты столько вычитал?

– Есть множество книг, знания из которых может прочитать только тот, кто видит истинный шрифт. Он наносится поверх любого другого шрифта – между строк у Шекспира. Отдельными абзацами в книгах Киплинга. Иногда буквы эти просто разбросаны по странице и собрать их, соединив воедино – единственный способ прочитать книгу такой, какой она должна была появиться. Не слева направо. И не справа налево. Но только интуитивно выдёргивая буквы, как стежки шва, который необходимо распустить. Ты же знаешь, что абсолютно никто не умеет читать книги? Даже тот, кто пишет их и уверен, что знает о чём они. Но какие глубины они в себе несут? Это единственно правильный метод чтения. Используя его, в поваренной книге я однажды вычитал недостающий отрывок священного писания Древних. Ты знал об этом?

– Книги нужно уметь читать – это верно. Но всё же – почему же вас так мало?

– Люди в этом мире больше не задают вопросы.

Маленький Лис у ног Минотавра, сидящего перед пирамидой и выводящего что-то анчарным стилом, выглядел хрупко и беззащитно, но не боялся разговаривать с огромным чудовищем на равных. Под носиком остроконечного приспособления для письма возникали причудливые картины.

Это были картины далёких земель, являвшиеся смешной шуткой в адрес людей. Вот она – картина торговой сделки. Некто разгружает свою телегу. Вероятно, он является торговцем. Несколько высоких фигур на другой части импровизированной фрески принимали товар – красивые, высокие. Судя по окружающей обстановке и какому-то бункеру, где они принимали гостя – явно технологически развитые. «Снежи» – корявым почерком вывожу я.

Эта шутка древнего чудовища позже изменит культуру землян. Встречая подобные таблички внутри древних египетских сооружений, умнейшие учёные будут озадачены, обнаруживая на них предметы и детали одежды, не характерные для Земли. Самые фантастические версии, конечно же, будут высказывать различного рода фанатики: «Пирамиды построили инопланетяне!», «Древние египтяне общались с пришельцами!» Всего лишь старый бык нарисовал глиняную табличку. Правда рисовал он то, что когда-то видел сам – собственными глазами.

– А эти люди на табличке задаются вопросами? – не унимался лисёнок.

– Задаются. Их вопросы – вопросы выживания. Такими нельзя не задаваться.

– А почему тогда ты не видел ни одного другого Минотавра? Может быть вы появляетесь на свет иначе и вопросы тут не причём?

Я нахмурился и убрал руку от глиняной таблички. Упёрся в неё взглядом, как будто она должна была знать ответы. А вдруг всё и правда иначе?

Кто судья авторам тех книг, написанных ранее? Правдивы ли они? Или это хитрый обман и, словно снежи в мире людей, он не имеет никакого смысла, а призван всего лишь запутать, сбить меня с собственного Пути? Вдруг вся моя жизнь – всего лишь такой же странный рисунок, который кто-то обозначил несколькими неровными чёрточками, сам лишь догадываясь о природе нарисованного?

Нельзя исключать того, что моя жизнь – это книга, которую я уверенно читаю неправильно. И читаемое расположение символов в ней может быть всего лишь стечением обстоятельств. Ведь не всё, что можно прочесть, является истиной.

– А если вы вдруг всё-таки рождаетесь от заданных вопросов, может ли кто-то рождаться от полученных ответов? – не унимался лисёнок.

Мне, впрочем, было уже не до него. Сегодня в Бреши я понял, что несмотря на объём имеющихся у меня знаний, в корне может быть ошибочен алгоритм их применения. Более того – в разных мирах алгоритм может быть разным.

В таких условиях истина казалась неуловимой, а шифр – не раскрываемым. Пока я не вспомнил, про Янтарный Город – место, где всё пребывает в покое.

Янтарный Город находился там, куда попасть могут только Вечноживущие или их Тени. Минотавр слышал об этом, хотя никогда не видел этих существ.

В книге Киима, которую ему однажды доводилось держать в руках, он прочитал следующее: “Город – прячется.” Если ты очень сильно желал найти путь в это странное пространство, то дороги в него рано или поздно вились и пересекались друг с другом, так и не приводя к конечной цели путешествия. Огромный нескончаемый хоровод путей – сквозь сменяющие друг друга места и даже времена. Славный портовый городишко Джу в индийском океане; межзвёздные тропки, ведущие куда-то в ледяную туманность Льва; скучные города людей будущего; страшный город Киотль, затерянный в диких джунглях – ныне опустевший по известным причинам.

Сотни и тысячи дорожек и путей змеились одна за другой, ложились в нахлёст друг на друга. Они превращались в ехидную усмешку Времени. Потому что никто “никогда не мог попасть в Янтарный город, если хотел этого.” Так говорилось в книге Киима. Место вечного покоя и знания не принимало тех, кто горел страстью. Оставь надежду всяк сюда входящий. Оставь свои амбиции и корыстные желания. Иначе ты ничего не добьёшься. Город не хочет видеть того, кто стремится к нему. Город мудр, но равнодушен к тебе.

Это место также не хотело встречать гостей, которые не намеревались попасть в его высокие сводчатые залы и сеть тоннелей из янтарного камня. Потому отказываться от амбиций его увидеть, но надеяться на встречу с ним было бесполезно. Зачем открывать двери первому встречному? Искушать его взор, ум, судьбу?

Увидеть в Янтарном Городе можно было очень многое. Большинство из этих картин не понял бы и мудрец. Но мудрец, как правило, ищет, а потому – никогда не ступит на золотые мостовые Города. Никогда не увидит его даже в мечтах и фантазиях. Шестикрылые существа, построившие это пространство камней и зеркал, надёжно запечатали свой мир от любопытных глаз.

Минотавр прочёл множество книг за свою жизнь, но лишь книга, принадлежавшая Кииму давала какие-то знания об этом месте. Судя по беглым записям в ней, его создатели, имён у которых было великое множество, были бесплотны и никогда не видели друг друга. Поэтому нужен был янтарь, который они называли “камень Зоркости” – только в янтарных зеркалах каким-то образом могли отражаться эти странные существа, которые со временем научились искусству общения через отражения. И даже изобрели собственное волшебство – волшебство Отражающих Коридоров. Смысле его был навсегда утерян и забыт. Лишь пара слов в книге Киима:

Героя Глаз, Заботы полный,

Мир по крупицам собирает.

На крыльях Юности взмывает Герой:

Янтарное открытье – он Другой.

Остаётся только догадываться насколько верно звучал данный стих на самом деле и для чего требовалось это волшебство? Для открытия дверей в Город? Для того, чтобы меняться через Зеркала? Менять свой возраст, настроение, мышление? Было ли это странным оружием? Либо само зеркало меняло того, кто в него смотрит “Глазом, Заботы полным”?

Со времени беседы с Лисом – там, у пирамид, – прошло много времени. И всё это время Минотавр пытался решить сложную задачу – кто же эти Вечноживущие, которые имеют право входа в город? Каково волшебство Отражающих Коридоров? Куда делись ангелы, и почему они скрыли свой город ото всех? Как попасть туда, куда невозможно попасть? А также, тот вопрос, который и побудил мысли о Янтарном Городе: “Если Минотавры существуют, то где они все?”

Он знал, что подобные вопросы практически никогда не имеют решения. Однажды такой же вопрос задаст смешной учёный, забавный чудак Энрико Ферми. Он обронит эту шутку в беседе со своими маститыми современниками-астрономами во время рассуждений о разумной жизни во Вселенной. “Если мы не можем быть одни во Вселенной, то где все?” Формулировка будет примерно подобной.

“Странные забавные люди, – думал Минотавр, – не научившись ценить друг друга, пытаются найти других существ. Для чего? И не шутка ли это Янтарного Города?” Тогда в голове его вспыхнула мысль: “А что, если стоит идти не в город, а непосредственно за ответом?

Что, если путь – это не движение по дороге, а движение мысли? И ключ его так прост и смешон – всего лишь твой меткий запрос.Что если ответы приходят именно из этого пространства зеркал и отмычка от него есть у каждого? Более того – все существа во Вселенной регулярно пользуются этим ключом, только не подозревают о его власти. Ведь принципа его работы они не знают. Но каждый раз, когда уставшие, с больной головой, они подходят к зеркалу их внимание иногда помогает им сонастроиться с тем путём, который мог бы вывести их из замкнутой карусели неврозов и бед. Достаточно просто увидеть себя в отражении – себя ли? – и задать вопрос, который тревожит вас больше всего. И – поверьте – отражение скажет вам больше, чем самый маститый психолог. Всего лишь зеркало, всего лишь отражение, всего лишь твой вопрос. В случае Минотавра: “Где все?”

Лисёнка данные мысли заинтересовали. И, когда после очередного эксперимента. Минотавр и его спутник очутились на золотых мостовых, окружённых разного рода зеркалами, они поняли, что попали в то самое легендарное место. Возможно – первые за очень-очень долгое время.

Город был пуст. По улицам сновали тени и фантомы – проекции самых разных существ. Но шестикрылых среди них не было. Пока Минотавр не заглянул в случайное Зеркало. Из отражения на него смотрело шестикрылое существо – нечто размытое, худощавое и высокое. Фон, на котором находилось это существо, постоянно миражировал. Он сменялся также быстро, как стёклышки в детском калейдоскопе меняли свой порядок. Минотавр взирал на знакомые и незнакомые пространства.

В одном из них странные люди что-то оживлённо обсуждали. Это привлекло внимание, но была не столь важна цель их беседы. Минотавр узнал книгу, которая лежала на их столе “Как творить”. “Возможно, это некое иное пространство и аналог известной каждому книги “Как творить Миры?”, – подумал он.

Кадр растянулся, начал смазываться и очень медленно стал ускользать. Автором книги в этом мире значилась некая Джули Артенс, что было удивительно. Люди же что-то активно обсуждали. Казалось, что они не видят (или просто ещё время не пришло?) золотые нити шитья Истинного Шрифта, которое связывало переплёт этого произведения одновременно и с их автором, и с редактором, и с читателем. “Любые существа редко замечают то, что не имеет к ним никакого отношения”, – подумал Минотавр про себя. Может и город “видит сны” только о том, что считает важным? И входит в некую синхронию со своим гостем?

От размышлений и созерцания его отвлёк неутомимый Лисёнок. Он звал за собой. Звал к большой арке, лепнина на которой изображала огромный янтарный глаз. Под ним на каком-то странном языке, похожем на исковерканный греческий, было написано две фразы – одна под другой: “Наблюдай Внимательно!” и “Всё есть одно!”

Уверенность в собственной интуиции, осознание полного равнодушия к городу, его иллюзиям и полунамёкам, проявились ещё более ясно, и Минотавр неспешно сделал несколько шагов под своды каменной арки. Как оказалось, она вела в просторный зал, стены которого были испещрены записями на всё том же странном языке. Между ровными скрижалями стен, коих было ровно двенадцать, размещались зеркала, издающие еле видимое свечение. За ними то появлялись, то исчезали разные причудливые фигуры. Словно парад всех форм жизней происходил здесь и сейчас. Первая скрижаль начиналась со слов: “И прошептал Ветер, и открылись Двери, И пришли они из разных Миров, И встали спинами друг к другу…”

Так Минотавр прикоснулся к Тайне. Тайне, которая даст ответ на его самый главный вопрос.

Янтарный Город находился там, куда попасть могут только Вечноживущие или их Тени. Минотавр слышал об этом, хотя никогда не видел этих существ.

В книге Киима, которую ему однажды доводилось держать в руках, он прочитал следующее: “Город – прячется.” Если ты очень сильно желал найти путь в это странное пространство, то дороги в него рано или поздно вились и пересекались друг с другом, так и не приводя к конечной цели путешествия. Огромный нескончаемый хоровод путей – сквозь сменяющие друг друга места и даже времена. Славный портовый городишко Джу в индийском океане; межзвёздные тропки, ведущие куда-то в ледяную туманность Льва; скучные города людей будущего; страшный город Киотль, затерянный в диких джунглях – ныне опустевший по известным причинам.

Сотни и тысячи дорожек и путей змеились одна за другой, ложились в нахлёст друг на друга. Они превращались в ехидную усмешку Времени. Потому что никто “никогда не мог попасть в Янтарный город, если хотел этого.” Так говорилось в книге Киима. Место вечного покоя и знания не принимало тех, кто горел страстью. Оставь надежду всяк сюда входящий. Оставь свои амбиции и корыстные желания. Иначе ты ничего не добьёшься. Город не хочет видеть того, кто стремится к нему. Город мудр, но равнодушен к тебе.

Это место также не хотело встречать гостей, которые не намеревались попасть в его высокие сводчатые залы и сеть тоннелей из янтарного камня. Потому отказываться от амбиций его увидеть, но надеяться на встречу с ним было бесполезно. Зачем открывать двери первому встречному? Искушать его взор, ум, судьбу?

Увидеть в Янтарном Городе можно было очень многое. Большинство из этих картин не понял бы и мудрец. Но мудрец, как правило, ищет, а потому – никогда не ступит на золотые мостовые Города. Никогда не увидит его даже в мечтах и фантазиях. Шестикрылые существа, построившие это пространство камней и зеркал, надёжно запечатали свой мир от любопытных глаз.

Минотавр прочёл множество книг за свою жизнь, но лишь книга, принадлежавшая Кииму давала какие-то знания об этом месте. Судя по беглым записям в ней, его создатели, имён у которых было великое множество, были бесплотны и никогда не видели друг друга. Поэтому нужен был янтарь, который они называли “камень Зоркости” – только в янтарных зеркалах каким-то образом могли отражаться эти странные существа, которые со временем научились искусству общения через отражения. И даже изобрели собственное волшебство – волшебство Отражающих Коридоров. Смысле его был навсегда утерян и забыт. Лишь пара слов в книге Киима:

Героя Глаз, Заботы полный,

Мир по крупицам собирает.

На крыльях Юности взмывает Герой:

Янтарное открытье – он Другой.

Остаётся только догадываться насколько верно звучал данный стих на самом деле и для чего требовалось это волшебство? Для открытия дверей в Город? Для того, чтобы меняться через Зеркала? Менять свой возраст, настроение, мышление? Было ли это странным оружием? Либо само зеркало меняло того, кто в него смотрит “Глазом, Заботы полным”?

Со времени беседы с Лисом – там, у пирамид, – прошло много времени. И всё это время Минотавр пытался решить сложную задачу – кто же эти Вечноживущие, которые имеют право входа в город? Каково волшебство Отражающих Коридоров? Куда делись ангелы, и почему они скрыли свой город ото всех? Как попасть туда, куда невозможно попасть? А также, тот вопрос, который и побудил мысли о Янтарном Городе: “Если Минотавры существуют, то где они все?”

Он знал, что подобные вопросы практически никогда не имеют решения. Однажды такой же вопрос задаст смешной учёный, забавный чудак Энрико Ферми. Он обронит эту шутку в беседе со своими маститыми современниками-астрономами во время рассуждений о разумной жизни во Вселенной. “Если мы не можем быть одни во Вселенной, то где все?” Формулировка будет примерно подобной.

“Странные забавные люди, – думал Минотавр, – не научившись ценить друг друга, пытаются найти других существ. Для чего? И не шутка ли это Янтарного Города?” Тогда в голове его вспыхнула мысль: “А что, если стоит идти не в город, а непосредственно за ответом?

Что, если путь – это не движение по дороге, а движение мысли? И ключ его так прост и смешон – всего лишь твой меткий запрос.Что если ответы приходят именно из этого пространства зеркал и отмычка от него есть у каждого? Более того – все существа во Вселенной регулярно пользуются этим ключом, только не подозревают о его власти. Ведь принципа его работы они не знают. Но каждый раз, когда уставшие, с больной головой, они подходят к зеркалу их внимание иногда помогает им сонастроиться с тем путём, который мог бы вывести их из замкнутой карусели неврозов и бед. Достаточно просто увидеть себя в отражении – себя ли? – и задать вопрос, который тревожит вас больше всего. И – поверьте – отражение скажет вам больше, чем самый маститый психолог. Всего лишь зеркало, всего лишь отражение, всего лишь твой вопрос. В случае Минотавра: “Где все?”

Лисёнка данные мысли заинтересовали. И, когда после очередного эксперимента. Минотавр и его спутник очутились на золотых мостовых, окружённых разного рода зеркалами, они поняли, что попали в то самое легендарное место. Возможно – первые за очень-очень долгое время.

Город был пуст. По улицам сновали тени и фантомы – проекции самых разных существ. Но шестикрылых среди них не было. Пока Минотавр не заглянул в случайное Зеркало. Из отражения на него смотрело шестикрылое существо – нечто размытое, худощавое и высокое. Фон, на котором находилось это существо, постоянно миражировал. Он сменялся также быстро, как стёклышки в детском калейдоскопе меняли свой порядок. Минотавр взирал на знакомые и незнакомые пространства.

В одном из них странные люди что-то оживлённо обсуждали. Это привлекло внимание, но была не столь важна цель их беседы. Минотавр узнал книгу, которая лежала на их столе “Как творить”. “Возможно, это некое иное пространство и аналог известной каждому книги “Как творить Миры?”, – подумал он.

Кадр растянулся, начал смазываться и очень медленно стал ускользать. Автором книги в этом мире значилась некая Джули Артенс, что было удивительно. Люди же что-то активно обсуждали. Казалось, что они не видят (или просто ещё время не пришло?) золотые нити шитья Истинного Шрифта, которое связывало переплёт этого произведения одновременно и с их автором, и с редактором, и с читателем. “Любые существа редко замечают то, что не имеет к ним никакого отношения”, – подумал Минотавр про себя. Может и город “видит сны” только о том, что считает важным? И входит в некую синхронию со своим гостем?

От размышлений и созерцания его отвлёк неутомимый Лисёнок. Он звал за собой. Звал к большой арке, лепнина на которой изображала огромный янтарный глаз. Под ним на каком-то странном языке, похожем на исковерканный греческий, было написано две фразы – одна под другой: “Наблюдай Внимательно!” и “Всё есть одно!”

Уверенность в собственной интуиции, осознание полного равнодушия к городу, его иллюзиям и полунамёкам, проявились ещё более ясно, и Минотавр неспешно сделал несколько шагов под своды каменной арки. Как оказалось, она вела в просторный зал, стены которого были испещрены записями на всё том же странном языке. Между ровными скрижалями стен, коих было ровно двенадцать, размещались зеркала, издающие еле видимое свечение. За ними то появлялись, то исчезали разные причудливые фигуры. Словно парад всех форм жизней происходил здесь и сейчас. Первая скрижаль начиналась со слов: “И прошептал Ветер, и открылись Двери, И пришли они из разных Миров, И встали спинами друг к другу…”

Так Минотавр прикоснулся к Тайне. Тайне, которая даст ответ на его самый главный вопрос.

Остров казался мёртвым. Редкие карликовые деревца пытались ухватиться за иссиня-чёрные горы и привыкли трамонтане . Ветер со стороны океана разбивался о скалы и уцелевшие потоки его, стеная и завывая, уползали в проходы огромного каменного лабиринта. Трамонтана ползла по ущельям гремучей змеёй в тот момент, когда Минотавр и Лисёнок, прищурив измученные холодным ветром глаза, разглядели на вершине уходящей небо горы маленький, но невероятно яркий маяк. Складывалось ощущение, что небольшая звезда, сорвавшаяся с неба, зацепилась своим лучом за уступ скалы и повисла на нём в ожидании неминуемого падения.

Впереди путешественников ждала балка – долина с задернованным склоном, судя по обилию растений и низкорослого кустарника, регулярно подтапливаемая каким-то странным подводным источником. В центре этой долины высился каменный колосс – та самая примечательная вершина, выполненная, как кажется, такими же грубыми штрихами, какими зарисовывал свои схематичные карты капитан Джин

“А что если Джин сам создаёт свои острова?” – промелькнуло в лохматой голове Минотавра.

Мысли его прервались, когда он заметил на горе огромное изображение неизвестной ему птицы, а под ней маленькую лачугу, похожую на вигвам. Из летала – небольшого открытого оконца в её крыше – тонкой струйкой тянулся белый дымок.

Миновав долину Лисёнок и Минотавр приблизились к плотно сколоченной старенькой хижине без окон, принятой ими ранее за ветхое жилище. Вокруг неё разливались ароматы то ли луговых трав, то ли странных благовоний, запах которых не был известен путникам ранее. На поляне перед домиком, в потолке которого действительно было некое подобие дымохода, были аккуратно уложены – а на первый взгляд разбросаны – какие-то корзины и инструменты. Устрашающие маски обрамляли стены странного строения, перед входом в жилище стояла маленькая жаровня, наполненная корешками, цветами и сухими ветками, которые, вероятно и создавали весь этот дикий, приторно-сладкий аромат, разносимый по округе местными ветрами. За дверью, роль которой выполняла наспех сшитая лоскутная простынь, слышался мерный булькающий звук – как будто большой чан с похлёбкой стоял на огне и кипел уже очень очень давно.

– Друзья мои! Как же я рад! Бесконечно рад, что вы пришли! – сухой сипловатый голос, почти срывающийся на старческое кряхтение послышался из необычного жилища.

– Он, Он уже ждёт вас! И мы готовы! О, мы бесконечно готовы помочь вам!

Эмоциональная тирада закончилась, но из хибары так никто не и вышел. Внутри что-то гремело, как будто кто-то спешно скидывал поленья в одну большую кучу. Слышался стук чашек. Казалось что внутри или кто-то или звенит бутылками или очень быстро играет в шахматы, звучно стуча по деревянной доске одному ему известными фигурами. Заходить внутрь не хотелось. Уходить было некуда. Огромный барельеф птицы даже не смотрел на гостей. Он устремил свой петушиный взор куда-то вверх, на пик огромной горы, абсолютно не интересуясь тем, что происходит у него под ногами. Шея птицы была невероятно изогнута, а перья – выполненные неизвестным гравёром одно к одному – чем-то напоминали змеиную чешую. Неестественно вытянутую, как будто трепещущую на ветру. Все птицы – великие и малые – произошли от рептилий. Это Минотавр знал. Судя по всему, знал – и пытался это отобразить в своей работе – и невероятный мастер данного “холста”.

Крохотная фигурка выскочила из-за ширмы-двери так неожиданно, что даже Минотавр слегка вздрогнул. Щуплая, ростом – метра полтора, в невероятно воздушном и лёгком балахоне, она почти выпала наружу, бухнувшись оземь прямо на пороге своего дома. На четвереньках существо подползло к нужному рюкзаку Его руки, полностью скрытые балахоном дрожали, развязывая ремни на дорожной сумке. Та неожиданно взбухла и из ней показались на цвет маленькие синие цветы, часть которых исчезла в складках балахона причудливого существа также быстро, как и появилась.

Существо снова нырнуло в свою хижину – буквально молниеносным прыжком преодолело порог и, судя по всему, неудачно приземлившись растянулось на полу уже внутри помещения.

– Он ждёт, он ждёт, он ждёт!

Болезненное лепетание напрягло флегматичного Минотавра, но сама судьба вела его сюда. Он вспомнил недавнюю беседу про путь, в которой Лисёнок задавал ему такие простые, но такие важные вопросы. Как он сейчас оказался здесь? Шёл ли он за целью узнать судьбу своих братьев и разорвать цепи одиночества, которыми тяготился с детства? Или сам путь был приятен ему и теперь он должен иметь дело с существом очевидно помешанным, находящимся “не в себе”?

С улюлюканьем в хриплом голосе существо снова выскочило из своей хижины. Из-под рукава его балахона шёл какой-то одурманивающий пар.

– Он ждёт тебя, ждёт, ждёт тебя! – незнакомец ткнул пальцем в Лисёнка, и опешивший Минотавр увидел, что рука эта была не звериной лапой и не человеческой кистью. Вернее – возможно когда-то и была. Голые кости, соединённые иссохшимися сухожилиями, костлявый палец из-под балахона и трясущийся хрустящий голос явно принадлежали остову, в котором каким-то чудом ещё держалась сила, не позволяющая ему развалиться. Отсюда и неловкость движений, ломаные шаги, приплясывающая походка.

В один момент балахон подпрыгнул и из дымящегося рукава его выпрыгнула склянка с подозрительным кипящим варевом, крепко сжатая в костлявой руке. Позёмка, ранее ощущавшаяся до этого спокойной и дружелюбной вмиг взвилась порывом ветра и дым, сочащийся из склянки, накрыл Минотавра и Лисёнка, заставив их закашляться.

Последнее, что увидели путешественники – слетающий с остова капюшон и острые скулы, задранные к небу.

– Здесь! Вы, наконец-то, Здесь! – то ли в радости, то ли в злорадстве ликовало невероятное существо.

Окутанное дымом, оно вскинуло костлявую руку куда-то вверх, указывая то ли на птицу, то ли на вершину горы и тут сама почва пришла в движение. Со всех сторон воздух начал сотрясать ужасающий грохот, как будто остров зашевелился, словно сонный гигант, стряхивающий с себя пыль веков. Гора начала рассыпаться в пыль – невесомую лёгкую пыль, высвобождая из-под неё огромный манок глубоководной рыбы, на конце которого сверкала предательским светом невероятная звезда. Земля начала уходить из-под ног. Минотавр зажмурился и ему показалось, что остров начал погружаться под воду, влекомый взмахами плавников некоего огромного существа. Он схватил Лисёнка в охапку и упал с ним на землю. Растерянность и страх в глазах своего спутника – вот последнее, что Минотавр отчётливо увидел в своей жизни.

Небо и земля, казалось, поменялись местами. Они кружились в невероятном хороводе невыразимого танца так лихо, что казалось, будто выхода из этого шторма уже не будет. Огромная рыбина уплывала куда-то вглубь, стремясь, как кажется, к самому центру Земли. Не было видно ни дна , ни поверхности – лишь сотни тысяч осколков камня, кружащихся в потоках вспенившейся воды, уносящей Минотавра, Лисёнка и их незадачливого спутника куда-то в пространство невыразимой глубины.

Кружение это казалось смертельным и жизнь – та самая простая и понятная Минотавру жизнь – проносилась в его сознании невообразимым калейдоскопом картин. Вот он – момент его появления на свет. Блаженство. Первые шаги. Невероятные дворцы пирамидальных форм, сотни существ, изъясняющихся на каких-то собственных невероятных диалектах, но понимающие друг друга с полуслова. Конусообразные представители других миров, ангелы с множеством крыльев, полупрозрачные мифические существа – все, словно песок на ладони, растворяющиеся в богатых причудливых интерьерах. Огромный Орёл, оглашающий своим клёкотом почти светское общество невероятных существ. Все они в огромном зале, похожем на дворец некоего незримого невероятного существа. Золотая пыль, ниспадающая с потолка огненной львиной гривой. Человек с Книгой Закона – мессия в маске ангела. Строки и звуки. Песнопения.

Зал полностью заполняемый огнём львиной гривы растворяется. В тех, кто совсем недавно присутствовал в нём, угадываются звёзды, складывающиеся в причудливые рисунки на ночном небе. Внизу – невероятная бесконечная гладь воды. И капитан Джин – как он есть – изучающий небесные координаты на пути к следующей невероятной цели. На голове его корона из кораллов, а борода переплетена водорослями. То ли вечный человек, а то ли мертвец, он что-то говорит своему старшему помощнику – существу из морской пены. Но ни слова нельзя разобрать. Где-то вдали виднеется башня. Она является целью его путешествия. Здесь, в отличии от известной Минотавру реальности, он точно знает это. В ночном небе, сквозь морок ночных облаков еле видны четыре гигантских существа, складывающих башню, словно ребёнок складывает пирамидку. Каждый из них берёт определённый элемент и ткёт путь к единой вершине, назначая в точке пространства образ игрока и его противника – Стража, вооружённого сверкающим клинком осознанности и доверия.

Экран неба тускнеет и на Минотавра наваливается кромешная темнота. Там, где только что танцевали, развлекались и пели невероятные существа, небо уже сменяется на ладно сколоченные доски какого-то странного Трактира на границе Миров. В нём творят люди. Люди, которые в отражениях своих видят проводников и умельцев, мастеров и талантливых ремесленников. Они рассказывают истории. Много историй – о своём пути, о самих себе. Простые, но проницательные, они приносят часть своих сокровищ на общий суд. Пронзительные истории. Эпические. Вдохновляющие. Всё это смешивается в плотный круговорот повествований и вот тот, кто хранит эти истории и собирает людей вокруг себя – трактирщик. Он миражирует и никак не может твёрдо вспомнить и зафиксировать свою форму. Мужчина с выжженым ветрами лицом, прекрасная рыжеволосая красавица, курносый юркий парнишка лет двадцати. Только глаза и рот выдают его. Они полнятся пытливой и добродушной улыбкой Игуаны, которой уже не уйти от своих обязанностей и забота которой – фильтровать поток песен и легенд, услышанных сегодня здесь. Монетки историй падают в его карман и звонкие глоссы уже становятся единой валютой для каждого, кто заказывает здесь бокал ярко-карминовой Львиной Крови или чашку кофе – напитка вечности, в котором растворился очередной Минотавр, побуждающий на новые свершения и дарящий новые смыслы.

Эти люди также меркнут и хоровод продолжает своё движение – движение в области невероятных зверей. Дельфины и Чайки, Черепахи и Слоны, величественные драконы и сонм других удивительных животных, чьи лики устремлены только вперёд, восходят на вершину Башни и спускаются с неё к подножию – спускают не тем, кем они сюда пришли. Наполненные смыслом, движущиеся по путям своих проводников, коих есть четверо (и четверо скрыто во мраке!). В конце путей одни звери приобретают черты других. И вот Черепаха уже становится больше, исчезает её вечный панцирь, вместо аккуратного клюва вырастает сильный огромный хобот. И теперь слон начинает своё движение в поисках новых идей и смыслов.

Минотавр вспоминает, что уже читал про что-то подобное. Его глаза подёргиваются бледной пеленой, и он устремляет свой взор в глубину подводного царства, замечая в скрывшейся стоячей воде некий аналог башни, вершиной своей уходящий, как кажется, в самые глубины Мирового Океана. Взор его туманен и непрояснён, но он видит как по лабиринтам подводных путей, пытаясь насытить себя, утолить свою невозможную жажду, движутся существа, имён которым нет и не было придумано никогда ранее. Тёмные оболочки с жадностью пожирают друг друга, множеством тел самых странных форм и размеров, устремляясь куда-то в глубину. Туда, где не различить уже ничего. И только мерное жевание и тяжёлые звуки ударов иногда доносятся до уха, непривыкшего к тотальному безмолвию невероятной бездны. Где-то там внизу таится что-то невообразимое и пугающее. Невыразимый хаос, понимание которого недоступно даже Минотавру – существу, обречённому на вечное собирание знаний. В самой глубине – неизведанной пустоши – определённо живёт кто-то ещё более страшный чем твари подземной части пирамиды. Но не увидеть их, не услышать и не описать. Возможно облик их открывается каждому лишь в момент его окончательной и бесповоротной смерти.

– Действуй, действуй, действуй! – сквозь воду разносится звук, который сквозь неё разноситься не должен.

Минотавр узнаёт его – это его новый знакомый кричит ему. А может быть и Лисёнку, рыжей молнией иногда сверкающему в круговороте неба и земли – вечном танце безумного Бога, который является безумным отражением судеб всех существ этого мира.

Минотавр собирает в кучу свои собственные силы и рукой своей нащупывает некое подобие штурвала. Усилия приложены и вот невероятный поворот уже приводит в более чёткий порядок весь тот бесконтрольный хаос, который кружится вокруг него. Силуэты и формы приобретают свой первозданный вид, слегка раздваиваясь и миражируя. Слышится щелчок, подобный тому, который только что издал старый штурвал в руках Минотавра. И круговорот образов окончательно затихает, замедляя свой бег и исчезая на фоне извечной пустоты. Минотавр пытается проморгаться, но звёздное небо никуда не исчезает. Кажется, что он подвешен в пустоте, из которой ему навстречу уже выплывают Лисёнок и их новый знакомый.

Именно в этот момент Минотавр понимает, что стоит на четвереньках в некой-то невыразимой невесомости. Своих спутников он видит как расплывчатые пятна – огненно-рыжее, похожее на маленького львёнка и тёмное – почти сливающееся с окружающим небесно-звёздным пространством. Он видит, что Лисёнок уже собирается прыгнуть к нему, но их новый спутник бросается наперерез

– Ещё нельзя, ещё нельзя! – кричит он своим хриплым голосом. – Ещё не готов! Не готов!

В глазах Минотавра проносится вспышка и видение приходит к нему сквозь белую пелену тумана. Видение то ли глубокого прошлого, то ли невероятно далёкого будущего. Небытие сменяется вполне реальными картинами.

Перед Минотавром предстаёт интерьер какого-то странного западного бара. Большое двухэтажное строение, снаружи выполненное из кирпича, а внутри имеющее убранство, напоминающее классический салун эпохи ковбоев. Он обнаруживает себя сидящим за маленьким круглым столиком, с удивлением понимая, что здесь и сейчас он человек. Его сознание и зрение ясны, несмотря на то, что перед ним, прямо на столе стоит бокал с двойным виски. Нависающие справа и слева головы диких зверей намекают Минотавру, что в этом обличии он выбрал самый тёмный угол данного заведения, из которого так удобно наблюдать за посетителями и винтажным оформлением бара, не привлекая к себе лишнего внимания.

Откуда-то перед ним возникает хрупкая, но энергичная официантка. Он знает, что её имя – Мэри. И именно ради неё он сегодня пришёл в это заведение под названием “The Dead Rabbit”. Она мило интересуется, можно ли забирать у странного гостя его барную карту.

“Постоянно натужно улыбаться всем и каждому – не это ли проклятие”, – проносится в голове Минотавра, но вслух он вежливо откланивается и подаёт официантке буклет, о котором идёт речь.

Девушка мило улыбается и едва уловимым жестом головы также выказывает засидевшемуся гостю своё дружелюбие.

Дальше всё просто – подняться с небольшого кресла, посмотреть на пол. Пол усеян деревянными опилками – это стилистика бара, которая выглядит очень забавно и колоритно. Достать из кармана три карты. Всего лишь три из имеющегося многообразия кодонов. Потому что именно этого знака от Вселенной и ждёт Мэри. И если кто-то ждёт Знаки, значит должен быть и тот, кто эти знаки оставляет, верно?

Минотавр знает про неё всё. Знает, как трудно ей учиться и одновременно подрабатывать в таком заведении, где не каждый из гостей – пример обходительности и галантности. Он знает, что сложно воспитывать ребёнка одной, прозябая в продуваемой всеми ветрами гостиничной комнате. Что сложно ежедневно встречаться на кухне с соседями, которые судачат за твоей спиной и смотрят твою жизнь – настоящую чуткую и хрупкую жизнь – как сериал. Он знает, как непросто сделать выбор, от которого зависит твоё будещее. Но Мэри этот выбор сделает как только найдёт на столике в баре те самые три карты из его колоды – всего лишь три карты, приняв которые всерьёз, сможет очень круто изменить свою жизнь. Вы можете всё что угодно говорить о счастье и богатстве, делать выводы о том, что каждый несчастен по-своему. Но когда человек живёт в беде и ослеп от постоянного горя, ситуацию нужно менять. Тем более если ты в силах помочь изменить эту ситуацию.

– Прозрел! – тихий шёпот костяного существа выдернул Минотавра из дрёмы.

На грудь ему сразу же бросился Лисёнок и большое лохматое чудовище, потрясая головой и моргая глаза – как после долгого сна – прижало его к себе, как мать прижимает родное дитя. И, хотя шок после случившегося до сих пор не отступил, вокруг как-то сразу стало теплее. Нелепый остов, всё также остающийся тёмным пятном для Минотавра, казалось, подбоченился. Лисёнок посмотрел на него с нескрываемым презрением, но не вымолвил ни слова. Лишь Минотавр понял, что случилась некая инициация.

– Кто ты? – наконец спросил он, гулко выдохнув через свои огромные ноздри, – и почему мы до сих пор живы?

– Я скромный Хранитель Башни. Меня можно называть как угодно, – ответил странный спутник наших героев, – суть от этого не поменяется. Да и образ я могу принять любой. Если того пожелает мой создатель.

Остов указал куда-то вверх и Минотавр почему-то сразу вспомнил тот самый огромный барельеф птицы, который видел на острове за секунду до случившейся с ними катастрофы.

– Ты говорил, что он ждёт меня, – продолжил Минотавр, – так где же он?

– Оооо! Нет-нет-нет-нет! – неожиданный гид внезапно замахал руками. – Ждёт он совершенно тебя. Хотя… Тебя и постигло преждевременное просветление. Да-да-да… Преждевременное, но очень даже… плановое. Ты ведь искал ответ на какой-то вопрос, верно?

– Ты морочишь нам голову…

Минотавр приподнялся и отряхнулся. Он всё также не видел земли и теперь, полуслепой, старался двигаться наощупь.

– Не имею разрешения заниматься подобным, – проводник подскочил к нему слева и поднёс пустые провалы глаз к морде ошеломленного Минотавра, – мне даже не нужно знать твой вопрос – вот в чём секрет игры. Зачем, если ты и сам всё понял! Более того – вопрос твой на самой поверхности. И ты теперь не только знаешь для чего созданы Минотавры, но и почему вас не осталось. Почему ты последний и в чём твоё предназначение. Ты ведь сам создашь игру, которую видел только что в своём странном сне.

– Игру…?

– Да-да-да, Игру! Ты только что получил ответ на свой вопрос через личный катарсис – ведь иначе невозможно. А, значит, теперь ты можешь помогать другим получать ответы. Другой задачи у Минотавров, к сожалению нет. Ведь знать всё – или пытаться узнать всё – это, конечно, прекрасно. Но… что ты отдашь взамен полученных знаний…? Зрение… Хммм… Не такая высокая цена. Многие платили намного больше. И намного страшнее.

– Какой же ужасный бред… но всё же, – Минотавр пропускал мимо ушей нескладное и надоедливое жужжание проводника, – ты сказал, что он ждёт меня. И вот я здесь, но тут никого нет!

– Нууууууу это-то совсем просто, друг мой! – остов растянулся в ухмылке, – ждёт он совсем не тебя, а его!

Сухая рука скелета указала на Лисёнка.

– Более того, мой подслеповатый друг, я скажу тебе, что наш маленький рыжий спутник уже изменился!

Остов прижался к Минотавру и указал на рукой на опешевшего Лиса, ставшего немного крупнее. Из шерсти его, словно статическое электричество, время от времени вырывались холодные огненные брызги.

В пространстве, где не было света и тени, воды и земли, казалось, что свет дарят звезды сама Вселенная. Но даже этот свет представал ущербным, когда редкие искры пробегали по шёрстке Лисёнка. Минотавр и его странный спутник потягивали крепкий кофе, сидя у странного неземного костра, зелёное пламя которого лизало глиняный пузатый чайник. Проводник заговорил первым:

– Время здесь течёт нелепо. Хаотично. Урывками. Но, между тем, вы всё равно находитесь Здесь и Сейчас. Других ориентиров у нас просто нет. Теперь впереди – целая Вечность.

Одинокие их фигурки, расположившиеся, казалось, прямо на ночном небе, издалека казались маленькими зелёными огоньками. И только один из этих огней переодически вспыхивал снопом искр – тёплых и мягких.

– Теперь ты понял, что совсем не ты являешься центральным персонажем истории, которую ты сам себе придумал? – остов казался счастливым.

– Но ведь для чего-то я оказался здесь? – Минотавр часто оглядывался на Лисёнка и заметил за ним одну странность – ни разу после странного происшествия на загадочном острове он не услышал от своего словоохотливого спутника ни одной фразы.

Казалось, Лис изменился изнутри – не только шерсть и размеры не соответствовали привычным. Взгляд стал мудрее.

– Вижу ты заметил, – сказал Проводник, – с мудростью приходит Сияние. И теряется словоохотливость. Никогда не верь болтуну. Смотри внутрь. И ищи знаки снаружи.

Он привстал и, сделав ловкое движение рукой, извлёк откуда-то из ночного неба крохотный мерцающий огонёк, который сразу же кинул в свою трубку, тут же начавшую издавать приторный аромат, схожий с тем, что жители земли называют “масала”. Дым просачивался сквозь зубы, вытекал из глазниц, в отличии от кофе, который каким-то непостижимым образом усваивался этим загадочным существом. Если бы что-то кроме поз и жестов выдавало в собеседнике хотя бы какие-то чувства и эмоции, Минотавр поклялся бы, что Проводник ухмыляется.

– Что же до твоего вопроса, – ответил он, – я отвечу тебе даже более ёмко, чем ты ожидал услышать.

В руках существа, вытащенная из каких-то складок его одежды – невероятного тряпья – показалась колода карт. Белые костяшки пальцев замелькали, перетасовывая реальность в хаотичном порядке. Казалось, планеты и небесные тела немного вздрогнули, когда этот хоровод заплясал в руках Проводника. Он вытащил карту и положил её рубашкой вверх. Колода была отложена, а сам низкорослый трикстер выгнул спину, приблизив свой остро очерченный профиль к морде Минотавра. Он всматривался в слепые глаза долгожданного гостя и понимал – всё, что Минотавр видит отныне, он видит каким-то иным, необъяснимым зрением. Ведь слепота его не подвергалась никакому сомнению.

Одной из свободных рук он ловко перевернул вытащенную карту. С неё на Минотавра смотрела гексаграмма, на которой сплошные чёрточки чередовались с прерывистыми.

– Вэй-цзы, – промолвил Минотавр, казалось, не глядя, – на грани важных перемен накапливай энергию для рывка.

Остов закивал:

– “Свершение. Молодой лис почти переправился, но вымочил свой хвост”. Так звучит исконный текст этой гексаграммы. Он немного путает нас.

Та же карта легла в его ладонь, снова обёрнутая рубашкой вверх. Он поднёс её поближе к глазам Минотавра и аккуратно развернул лицевой стороной к нему.

Теперь на карте красовалась другая картина: трубящий ангел поднимал мертвецов из могил. Это была карта “Суд”.

– Появление новых целей. Открытие новых способностей. Смекаешь? – остов снова провёл с картой бесхитростную манипуляцию, но теперь изображённое на ней было Минотавру незнакомо.

Сиреневый неправильный месяц смотрел прямо на него. Свет лился сквозь ту область иллюстрации, где должна была находиться скрытая от взгляда человека оставшаяся часть Луны. Казалось, что месяц наконец-то оторвался от неё и зажил своей собственной невообразимой жизнью, либо стал наконец-то тем, чем и является для каждого из людей – бледным светлым рогом на небе. В нём больше не было скрытого. Только ясность. Только отчётливая осознанность изображённой фигуры. Больше не осталось скрытого. Тайны больше нет. Месяц отныне всего лишь месяц.

– Эта карта мне незнакома, – проговорил Минотавр.

– Ничего удивительного. Эту колоду ранее вообще никто не видел. И самое интересное, – остов выхватил из-за пазухи несколько других карт, – именно ты создаёшь её. Твоим сознанием формируется эта история, чтобы потом быть доступной для всех других. Ты всегда искал знаний, но посмотри к чему ты пришёл. Ты был готов принимать, но не был готов меняться. А новые знания никогда не лягут в старую голову, верно? И чтобы понять что-то новое, всегда нужно находить для него точку входа. Новый контакт, новый виток, новый проводочек!

Выложенные проводником карты также были Минотавру незнакомы: колыбель, пирамида, глаз, звезда, колесо. Только вот Секстант показался ему до боли узнаваемым. Минотавр готов был поклясться – это был тот самый Секстант капитана Джина. Заметив это Проводник ухмыльнулся.

– Да-да-да, – он затряс своей головой, – знакомая вещица, верно? Капитан всегда мечтал исследовать моря. Он хотел ЗНАТЬ. И этот секстант, как бы странно оно ни звучало, подарил ему ты. Только намного намного раньше. Не сейчас. На каком-то из прошлых Витков.

– Прошлых Витков? – Минотавр начал понимать, что путается во временах и пространствах. При всём его багаже знаний в таких пространствах он ещё не оказывался.

– Я поведаю тебе принцип, – сладковатый дым снова полился из трубки Проводника, –  вопреки представлениям многих людей, жизнь не повторяется по кругу. Она, подобно времени, развивается по спирали. То, что было вчера, обязательно повторится через какое-то время. Но уже в другом качестве, на другом уровне глубины. И, скорее всего, в более ущербном формате. Ведь когда-то люди жили в те времена, когда могли называть себя потомками Богов или Великих Героев. И это накладывало на их жизнь некую обязанность, транслировало некую большую роль, которой нужно было соответствовать. Одним из самых известных примеров, конечно же, является Александр Македонский – потомок мифологических Геракла и Ахилла, полностью реализовавший себя как наследник прославленных героев. Но чем дальше мы уходим от большого невероятного эпоса, тем меньше становится человек. И вот он уже не преемник Богов и Героев – ему не хватает сил справиться даже с наследием своих отцов и дедов – обычных, в сущности своей, людей. Нить поколений обрывается, амбиции исчезают, связь со своими корнями уходит далеко в небытие. Сегодня история одного человека – это скорее история личных побед и поражений. Каждый из нас должен придумать и создать свой эпос. История капитана Джина некогда тоже была более величественной. И он был кем-то большим, нежели просто морской странник. Именно в те времена ты и подарил ему эту штуковину. Ведь она же существует и смутно знакома тебе? А то, что существует, некогда было создано. И будет разрушено. Однако на новом Витке снова будет создано.

Минотавр задумался.

– Представь себе Великого Короля. Короля Древности, о котором не осталось ни сказаний, ни легенд. Ведь он всего лишь играл свою роль. Кто-то должен был быть этим Королём. Мир без него просто не мог обойтись. Но, со временем, мир наш начал меняться. Величие стало покидать его. Героизм, Стойкость, Мужественность, Совесть – эти слова всё чаще звучат как названия музейных экспонатов, – скелет насмешливо закашлялся, – но позже, когда как замки и королевства разрушались, а на их местах вырастали новые, каждый раз появлялся новый Король. И он нёс внутри себя суть своего предшественника. Зерно его роли. Ослабшее от смут и заговоров, уменьшившееся, как и новое королевство на руина величия старого. Именно так слагаются мифы. Мы чувствуем себя меньше, чем были наши предшественники.

– Если тебе верить, значит раньше были и ты, и я, и капитан Джин? Наши роли, наши маски? – переспросил Минотавр.

– Скорее наоборот. Зёрна, которые посеяны в нас, когда-то росли в других. Кто-то называет их душой, кто-то иным понятием. Но преемственность этих душ, этих Зёрен – очевидна. Ведь не зря мы иногда находим что-то очень близком с теми великими, которые жили задолго до нас. Был некогда Великим и твой дух. Раньше – Короли и Маги. Сегодня – мелкие менеджеры и гадалки. Ты понимаешь о чём я? – остов почти утонул в мареве дыма собственной трубки, но говорил всё отчётливее, будто пытался пролезть в голову Минотавра и там – внутри черепной коробки – снять какую-то старую ржавую заслонку, – твои поиски собственного народа не внезапны. Ты ищешь соплеменников. Ищешь самого себя в их лицах, повадках и чертах. Но истина тут только одна – всегда был лишь ты. Вспомни, чем ты занимался ещё недавно – воздил пирамиды. Создавал загадки для людей. Но потом что-то случилось. Ты нашёл Лисёнка – единственное, наверное, существо, которое идёт против движения Времён. Он становится сильнее, а мы – слабеем. И поэтому нам требуются все эти карты, шифры, символы и знаки. И только сейчас ты сможешь вспомнить как стал слабее, как тебя не стало. Вспомни момент вашей встречи. Вспомни, кто увёл тебя от твоего занятия – от возведения очередного невероятного Колосса.

Осознание ужалило Минотавра дикой разъяренной пчелой. Всё происходило так, как говорил Проводник. И до встречи с Лисёнком не было, казалось, ничего. Чистый лист. Никаких воспоминаний, никакой памяти о себе. Позже… Чем Минотавр занимался позже? Возводил пирамиду – несомненно. Для этого ему нужно было быть невероятно сильным и, возможно, гигантским. Но вот одно маленькое сомнение – вопрос от Лисёнка. Поиск своих корней… И Минотавр уже находит себя сначала в Янтарном Городе, в котором времени нет, лишь какой-то странный аромат. Аромат, похожий на тот египетский – бальзам, создаваемый специально для фараонов.

Ни размеров, ни форм. Лишь тени, лишь отражения гигантских существ, которые казались невероятными. Отражения в зеркалах. Но ведь раньше мудрый знающий не усомнился бы в том, что они – ровня ему.

Позже – корабль капитана Джина, который по всем определениям должен был быть неподходящим Минотавру даже по размеру. Значит за время посещения Янтарного Города он должен был стать меньше? Стать менее сильным? А может быть… вернуться из посмертия? Перемазанный бальзамом и возродившийся в новой своей форме – более простой, но привычной, не вызывающей сомнений и подозрений в изменении собственной природы.

И вот он уже не может почувствовать опасность на злосчастном острове. Не может предотвратить катастрофу и распознать Огромную Рыбу под своими ногами. Разве мог он раньше допустить такую промашку? А теперь – Пустота. Пустота и невероятный Проводник, который сидит перед ним и говорит о вещах, с которыми невозможно поспорить.

– Поэтому я и сказал тебе сразу, что главный герой этого путешествия – он, – Проводник указал пальцем на Лисёнка, которого уже вполне можно было назвать Лисом, – вы видите его огненный хвост. Он манит Вас. И все вы приходите сюда. В пространство Пустоты. В место, где начинается ваш настоящий путь. Без прилюдий и лишней суеты. Вы создаёте маршрут своего пути – карты, которые позже станете раздавать направо и налево. Вы придумываете игры, которые помогут другим – тем, кто ищет – найти свою дорогу, которая может быть проложена ещё до финальной точки ухода. До того момента, когда каждый из нас станет ещё мельче. И будет помнить о себе ещё меньше. Таков путь Пилигрима. Более того – таков путь Хранителя.

В голове Минотавра продолжали мелькать образы. Те самые непонятные странные создания, которые не так давно возводили пирамиду в его видениях. Они казались невероятным, казались чудовищно громадными, но сейчас осознание продолжало прояснять общую картину. Оказалось, что просто он стал более мелким,чем был ранее.

– Нас четверо? – тихо спросил Минотавр.

– Да, вас четверо. Каждый из вас создаёт свою собственную историю. Свою собственную историю, которая пробудит Сияние в других, как она пробудила Сияние в нашем странном друге.

Проводник указал пальцем на искры на шерсти Лисёнка:

– Это и есть Сияние. И теперь ты волен начинать свой Истинный Путь. И я даже подёргаю тебя за нос – один из Вас уже был у меня в гостях.

Жизнь во служении – неплохая судьба. Всегда найдётся работа. Пока создатель твой ещё жив. Но вот время человека заканчивается. Песок в часах его жизни перестаёт течь, и ты уже предоставлен сам себе. Если ты вечен, чему ты посвятишь всё оставшееся время?
Минотавр сидел в старом кафе и подслеповато всматривался в окно. Он вспоминал беседы с Проводником. Вспоминал его трубку, дымок которой улетал куда-то в центр Вселенной, когда они находились в Пустоте.

Все эти беседы, невнятные диалоги, выглядевшие кристально чистыми, на проверку – спустя долгие века – оказывались таковыми лишь пока ты не притрагивался к ним лично. Стоит только зайти внутрь этой структуры и картина смазывалась. Контур понимания стирался и всё, что оставалось на этом пути знаний – вода, которую кто-то смахнул с запотевшего стекла старого кафе, некогда блиставшая на нём хрустальными каплями.

Так и жизни подходят к концу – яркие, блестящие, лоснящиеся на Солнце. Посвящённые одной великой цели. И не важно, о чём говорил проводник – Приключения, Семья, Знания. Все мы идём по Пути, который выбрали сами, но определённые персонажи, как понял Минотавр за многие годы общения с Вечноживущими Хранителями, просто обязаны пройти свою дорожку. Со временем они становятся Легендой, а Легенды никогда не умирают – постоянно воспринимаются окружающими из рук вон плохо. Даже Хранители не могли до конца осознать природу друг друга. Каждый шёл к своему Олимпу на котором и нашёл благословение – будь то Творческие Приключения Льва или Славная Семья Орла. Даже человек смог пройти этим путём. Материальные Ценности никто не отменял, но важен не факт, важные его составляющие. Такие составляющие, которые суммой своей дают, в результате, намного больше, чем сухое определение в конце.

Проводник рассказал Минотавру о его предназначении давным-давно. Вспомнить, когда это было – не представляется возможным. С тех пор славный Лисёнок – один из множества Лисов – всегда сопровождал Минотавра в его нелёгких путешествиях сквозь времена. Она дарили людям новые Знания о самих себе и возвращали их на Путь Сердца. Именно про эти смыслы Минотавра тогда и говорил странный остов.

Кем он был? Вряд ли мы когда-то узнаем. Живое ли это существо, или нечто, уже окончившее свой путь и возрождённое Фениксом в одном из множества Миров? Складывалось ощущение, что персонаж этот хранил общую мудрость Хранителей, как придуманный Минотавром Харон хранит души людей в те самые страшные моменты, когда так легко запутаться и сделать ненужный шаг в сторону. Самое интересное и забавное, что какое-то время люди действительно верили в Харона. Как и во множество других Богов, созданных для них лишь в качестве дорожных знаков. Боги – дорожные знаки. Слепой Минотавр улыбнулся в никуда. Проезд запрещён. Опасная дорога. Кемпинг. Те же функции, те же образы на дороге жизни. Каждый имеет толпы последователей. Каждый для кого-то любимчик. Всё одно и то же.

Когда-то Минотавр придумал игру и для себя: “Все ушедшие Минотавры превращаются в крепкий чёрный кофе”. Так он создал ритуал поминовения предков, хотя, на проверку, оказалось, что предков никаких и нет. Есть функция – быть Минотавром и дарить людям новые игры и сказки – его личное изобретение. Сказки, которые будут передаваться из поколения в поколение, которые будут рассказывать людям о них самих. Это произошло в тот момент, когда вступив на Путь Знаний, он утомился и решил дать людям универсальный инструмент – тот, который не требует личного участия и вручения карт Визариона кому-то конкретному. Кому-то, кому действительно нужна серьёзная поддержка. Последних – страждущих и находящихся на краю, разыскивал Лисёнок. Его шерсть искрилась в те моменты, когда кому-то требовалась помощь прямо здесь и сейчас.

Сегодня он дремал кофейным столиком и выглядел достаточно сонным, чего Минотавр раньше за ним не замечал. Множество веков путешествий, казалось, не изматывали его, но в последнее время шерсть лисёнка слегка поблёкла и выглядела тусклой – как слегка побитая молью шуба. Минотавр уже не мог различить этого, но когда пальцами он проводил по ней, понимание приходило к нему само. Казалось, что его спутник – вечный зверёк – стал стареть. Ведь даже вечные не вечны. Всё приходит из Пустоты и в Пустоте же останется. Рано или поздно.

Но что-то всё-таки терзало Минотавра сегодня утром. Казалось бы, ещё очень много свершений должно было быть впереди. Ведь буквально вчера он закончил создание очередной карты – аналогичной тому месяцу, который Проводник показал ему тогда, в Небытие. Набор этих карт Минотавр назвал “Путь”. Путь Знаний, если вам угодно более пафосное название. Как усердный ученик или умудрёный летописец он записывал всё, что некогда происходило с ним. Записывал в определённые моменты, когда видение было особенно чистым. Вот их первая встреча с Лисёнком – Колыбель Начала на берегу Великого Нила. А вот Спектр Света – то озаряющее мгновение, когда во время постройки пирамид он услышал тот самый важный для себя вопрос, который и начал путешествие в поисках собственного предназначения. Глаз Заботы – старый древний город, жители которого навсегда остались в нём. Секстант капитана Джина – одного из немногих бессмертных существ, обречённого на вечную жизнь то ли проклятием, то ли благословением. Звезда, Колесо, Месяц… И последняя на сегодня – вчерашняя карта – Белая Книга Источника, в которой он увидел всё, созданное самим собой за долгие годы. В недавнем сне он читал эту книгу. Читал и видел в ней больше, чем смог бы увидеть человек – не только причины и предзнаменования, но и то, как эти причины он создавал сам для себя. Как возводил памятники, как рассказывал мифы и помогал людям обрести внутренний покой. И как всё это лоскутное одеяло в один прекрасный момент из разрозненных частиц соткалось в одно цельное полотно – полотно его жизни. Неразделимое. Крепкое. Прочное.

Мысли крутились у него в голове, однако покой нарушил Лисёнок – он завозился под столом так, как бывает во время очередного неспокойного дня. Такого дня, когда энергия Феникса требовала появиться в другом месте в другое время. Минотавр сегодня был к этому не готов. Глубокая задумчивость сочеталась в нём с каким-то непонятным неспокойным предчувствием. Ведь даже Вечноживущие не застрахован от плохих дней. Лисёнок же никак не унимался и требовал обратить на него внимание.

“Несчастный Посредник”, – подумал про себя Минотавр и коснул шёрстки своего старого друга, неожиданно для себя почувствовав укол ослепительной искры. Антураж кофейни зашатался и как свежий холст художника, на который плеснули водой из ведра, внезапно потёк куда-то вниз, меняя свои очертания и цвета.

Минотавр рассчитывал увидеть очередные интерьеры и Знак, который покажет на человека, избранного Фениксом – увидеть всё то, что происходило всегда. И того, кому требуется помощь. Но в этот раз что-то пошло не так и выглядело всё достаточно странно – вместо привычных помещений, залов или заведений, в которых обычно и доводилось ему оставлять карты-знаки для других людей, Минотавр очутился на странном, казалось бы, знакомом острове. Более того – он больше не чувствовал присутствия рядом своего старого спутника – Лисёнка, с которым у них было пройдено неисчислимое количество дорог.

Однако панике он не поддался. Страх всегда играет в подлые игры. Он говорит о том, что ты проиграл, хотя партия ещё не закончена. И даже если ты действительно проиграл, это сиюминутное понятие растворяется намного быстрее и улетучивается за секунды, в отличии от преждевременного страха, который способен душить очень долго.

Разобрать окружающий его ландшафт было непросто – зрение очень сильно подводило, но один из объектов всё же выделялся на горизонте. Конусообразные строения. “Древние гробницы”, как полагали многие. На самом деле – просто шутка молодого Минотавра. Тогда ещё – молодого и полного сил.

Минотавр немного постоял – вслушиваясь в пение птиц и тихий плеск воды. Вдохнул полной грудью чистый воздух, доносящийся со стороны Озера, и направил свои шаги к пирамиде, чтобы узреть последнее доказательство своего одиночества. Последнее доказательство того, что данные пирамиды – сооружение его рук. В пути этом – в пути к собственному творению, к собственной беззаботной юности, он начал думать о том, что пройти этот недолгий путь, конечно же можно. Можно вернуться туда, где ты создавал нечто, где ты когда-то был действительно хорош. Но время не поворачивается вспять. И то, что некогда создал ты служит великой цели – цели вдохновения новых героев на подвиг.

И вот ты стоишь у этой пирамиды, возведённой давным давно. Проводишь по ней рукой. Слёзы слегка наворачиваются на твоих глазах, и ты вспоминаешь знакомый орнамент – дело твоих собственных рук. Избитый сюжет, изображённый на побитой временем глиняной пластине – картины далёких земель, являвшиеся смешной шуткой в адрес людей. Вот она – картина торговой сделки. Некто разгружает свою телегу. Несколько высоких фигур на другой части импровизированной фрески принимали товар – красивые, высокие. Снежи. Те, кого, казалось, он придумал сам. И с кем встретился в Мире Орла в один прекрасный день.

Тот же самый художественный  сюжет он повторял и на другой фреске – именно тогда, когда Лисёнок задал свой главный вопрос:

– Почему же вас – Минотавров – так мало?

И сегодня, спустя невероятное количество лет он был готов ответить своему спутнику, который растворился в воздухе, видимо, навсегда.

– То, что вы считаете нами, всегда было одним.

Всё это было создано им – в разных местах. В разные века. В разном настроении. Лисёнок же – один из многих – наивно верил, что Минотавры – это целый народ. Либо хотел, чтобы в это поверил его спутник. И кинулся на поиски других. На поиски самого себя.

Сегодня же эта отвратительная, но мудрая шутка Феникса наконец-то получила свою концовку и Минотавр наконец-то встретился и с самим собой и с другими. Которыми являлся также он сам – в другое время. В другом качестве.

Солнце заходило и последние его лучи скрывались за горизонтом. Светило, казалось, уплывало в странные глубины, в которых огромный Уроборос прикусил собственный хвост и до сих пор не может этого понять. Минотавр же принял решение остаться здесь подольше. На пару дней. К тому же, способность перемещаться куда-то теперь окончательно пропала – вместе с Лисёнком и желанием к подобным путешествиям.

Так и провёл он свои последние дни в Мире Этом наедине с самим собой. С собственной молодостью и мудростью. Новых карт он больше не создавал, но создавал причудливые Игры с уже имеющимися символами и знаками. Стоит ли создавать лишнее, когда главное уже сделано? Или можно рассчитывать на некоторый покой и прервать вечный бег в поисках ускользающего смысла? Ведь даже Вечноживущим требуется время на отдых. Не так ли?

Аборигены в те годы могли наблюдать за Минотавром, который утренними часами сидел у озера, что находилось прямо под пирамидами. Он был стар и слеп, но проводил все предрассветные часы с толстым фолиантом в руках.

Однажды Минотавр исчез, оставив там, где он любил встречать Солнце, несколько страниц из книги, которую местные назвали книгой Хота-иль-Пау – книгой Восхода над Пирамидами.

Аборигены острова Йиб заинтересовались даром Минотавра и по-своему растолковали иллюстрации и правила игры, которую назвали “Солнце над Пирамидами”. Эта Игра изначально была дарована жителям острова Йиб в начале Второй Эпохи.

Ты – Белая Книга, Источник пути

Другому Героя, а сам ты – иди,

Наполненный тайной: ты – Феникс, ты – Сон.

Здесь Путь твой Героя теперь завершен

Первый признак того, что ты становишься опустошённым – отсутствие мысли. Жизнь начинает казаться весёлым карнавалом, который создан только для тебя. Будто ты попадаешь в круговорот событий, которые не касаются больше никого. Всё – только для тебя. Бери это здесь и сейчас, и не задавай дополнительных вопросов. Не задавай их себе. Тебя не интересуют более твои близкие и счастье тех, кто находится рядом с тобой. Просто бери то, что видишь. Бери первым.

Потом исчезает свет в глазах. Они становятся двумя провалами, похожими на заиленные болота. Но в этот момент человек уже не способен осознать, что зараза Опустошённого Сердца добралась до него. 

В следствии множества внутренних, а порой и внешних трансформаций, меняется его личность – привычка думать о первостепенности выгоды, фанатизм и ярое рвение в своей работе, затмевающее все возможные и невозможные аргументы. Отсутствие хобби, интересов, “занятия для души” и сконцентрированность на собственной идее. Сконцентрированность настолько плотная, что за конкретным деревом разглядеть леса уже не получается. Моё – важное. Чужое – не имеет значения. Именно отсутствие мысли приводит к подобному перерождению. Преображению. 

Иногда происходит Сращивание. Сращивание человека с его идеей, его основным занятием. “Жизнь” такая напоминает оживлённый пригородный тракт. Именно пригородный, потому что как раз по нему спешат обычно люди в центр – на ярмарку. Глаза их загораются в предчувствии наживы. Из глубоких, подёрнутых илистой мрачной пеленой глаз всплывают блуждающие огоньки. Это – не глаза живого существа, но они прекрасно различимы на безэмоциональном лице. Между человеком живым и Опустошённым также много различий, как много различий между Орлом и маленьким пересмешником. И принадлежность к человеческом роду отнюдь не обуславливает их человеческий облик. С определённого момента такие люди имеют вид совершенно другой. Хоть и морфология их схожий с нашей.

Кто-то может подумать, что так было всегда, но читателю этих писем я должен разъяснить, что язва Опустошённого Сердца – это следствие развития мира. Ведь когда-то не было никаких людей. Вернее, не было людей в привычном нам понимании. Странные человекоподобные существа ютились где-то в темноте своих пещер, пока не появился Феникс. Феникс этот принёс в мир Мысль. И с появлением Мысли каким-то невероятным образом начали расцветать сердца человеческие. Ведь всем известно, что сердце – это бутон, которые необходимо пробудить ото сна. Он пребывает в спящем состоянии, пока не коснётся его добрая мудрость, сочувствие или красота. Красота невероятных картин. Сочувствие участливого человека с уже раскрывшимся сердцем. Разумная тёплая мудрость.

Чем было Появление Феникса – сегодня не скажет никто. Просто считалось, что до этого момента мир просто Существовал. Он не был плохим или хорошим, агрессивным или унылым. Он просто был. Но всему приходит время изменяться. Возможно, Фениксом предки наши назвали комету, которую увидели где-то в небе. Возможно, это было что-то другое. Узнать чем же на самом деле являлся Феникс –  моя задача. Моя дорога к этому ответу, Габриэль, будет трудна и терниста. А ведь только пройдя путь в чужих башмаках можно правильно понять все мысли, аргументы и тревоги конкретного человека. Понимание природы любого существа заложено в каждом его шаге. А не в том, что вы об этом существе думаете.

Разумеется, мой пытливый друг, ты спросишь, как одни люди могли помогать раскрываться зову Сердца в других? И я отвечу тебе – были среди героев старины те, чьи сердца расцвели первыми. Персонажи, чьи имена войдут в легенды. Те, кто живы поныне. Но можно ли сегодня назвать это жизнью?

Именно они станут первыми Богами этого мира, дарящими благость и чудо обретения сердечности. Когда-то их было принято называть Проявленными, потому что за деяния свои, статус Божественности они утратили уже очень давно. 

Именно их прикосновения обращали людей в веру. А увидев счастье и добродетель уверовавших, люди стремились стать такими же как и их собратья. Так расцвело человечество. Настоящее человечество, о котором только и имеет смысл говорить. Это был Золотой Век, но мы ещё не ведали, что впереди ему предстоит угасание – угасание с лёгкой руки свежеиспечённых Богов, позже сгинувших во Тьме.

Одним из Проявленных был Монин – некогда старый монах-отшельник, одним из первых ставший свидетелем появления Феникса. Когда он заметил какое-то странное движение в небе, то вышел из своей лачуги, более напоминавшей птичье гнездо и стал пристально всматриваться вдаль. В этот момент благодать и осенила его. С тех пор все, кто жаждал пробудить в себе сердечность через мудрость и знания шли к Монину. И он зажигал в своей лачуге десятки свечей, рассказывая своим гостям о тех кодонах, которые требовалось пройти им на пути к обретению знаний.

Чудо пробуждения сердец не выбирало свои цели намеренно. Потому, одним из Проявленных стал король торгового государства, название которого не сохранилось до наших дней. По преданиям, которые дошли до нас, его звали Мидас и дарован был ему талант пробуждать сердца людей через создание невероятной красоты ценностей – плоды трудов множества людей, чьи таланты и способности, вплоть до Проявления, Мидас использовал исключительно в целях обогащения себя и своего государства. Он спонсировал юных дарований, выделял им деньги из своей казны и каждый новый шедевр продавал втридорога. Покупатели всегда находились, ведь повторить работы мастеров Короля-Торговца не мог ни один смертный. Мидаса всегда ценили как мецената. Но настало время, и, получив, по легендам, Каплю Намерения Феникса, он стал благотворителем, пробуждающим сердца человеческие к творению. Многие талантливые художники и скульпторы того времени нашли тепло и человечность свою через собственную работу в мастерских Мидаса. Такова была сила Короля-Благотворца.

Последними из первых Проявленных (ведь были и другие) стали драконы Йоссея и Осгот, жившие на самой вершине высочайшей горы, позже названной Палец Бога. Именно им досталось больше всего тепла Феникса. И именно они – преисполненные природной мудрости своей – вели людей чистым Путём Сердца.
 Вокруг новых Богов, о некоторых из которых я посчитал нужным умолчать в этом письме, образовались собственные религиозные организации разной степени фанатичности. Явление Феникса каждые толковали по-своему. Сперва все опирались на единую догму: “Феникс открывает Путь Сердца”. Однако, со временем, многие из основателей новоиспечённых религий обратили внимание на то, что Феникс, как первоисточник, вспышкой своей осветил все дороги, присущие человеку. Кто-то рассказывал, что после этого странного визита многие люди встали на Путь Славы или Семьи. Знаний или Творчества. Ведь не было ничего подобного до Пробуждения Сердец. Как я писал выше: темнота пещер, болота, охота и труд. Теперь, когда мир Опустошается, мы возвращаемся к тому, с чего всё начиналось – к охоте и труду без единой капли сердечной наполненности.

Шло время и Сердечность в душах Проявленных начала затухать. Автоматизм, присущий любому человеку в силу природы его, отшелушивал всё, что казалось ему излишним. Сильна была Тьма в душах людских. И началось её распространение с тех апостолов, которые некогда были проводниками света. Они первые стали примерами того, что путь без Сердца рано или поздно опустеет в своём содержании.

Мудрости Монина всё чаще приобретали циничные нотки. Сперва незаметно, но позже всё более отчётливо они несли в себе несомненно мудрые, но очень эгоистичные размышления, которые позже ученики его внесут в “Книгу Ослепшего Солнца”. Эта мысль – мысль про Ослепшее Солнце – всё чаще звучал в проповедях старика, чьи черты всё больше напоминали ворона – шустрые чёрные глаза на небольшом лице, вытянутый нос. В грае проповедей своих Монин всё чаще говорил о том, что Сердце, наполненное однажды, никогда не опустеет. И если этот дар солнечного Феникса однажды оживил человека, то теперь человек должен придумать собственную мудрость, универсальную философию индивидуального выживания. Он насмехался над теми, кто жил ег8о старыми пророчествами. И его глаза погасли первыми также, как первыми и зажглись. Что стало причиной подобных изменений – не знает никто.

Опустошение не могло не затронуть и Короля-Благотворца. В болото жадности он провалился намного быстрее, чем Монин, который долго и вдумчиво раскручивал плетения своих слов. Неизвестно, что случилось с Королём, но несметные сокровищницы его никогда не были пусты. В благодарность каждый из тех, для кого он был меценатом, что-то приносил щедрому монарху. Но однажды на сокровищницы Мидаса был повешен огромный замок. Сила и дерзость его имели воистину королевский масштабы. Всех, чьим работам Король ранее благоволил, было приказано собрать в мастерских. Теперь бедные люди трудились на благо королевской казны с утра до ночи. Дети и жёны были обречены более никогда не увидеть своих отцов и мужей. Платой за бесчеловечный труд отныне являлась простая постная похлёбка. Люди умирали от голода и бесчеловечных условий в замке тирана. Хитрая организация королевских перекупщиков быстро наладила бойкую торговлю драгоценными произведениями искусства по бросовой цене. Каждый стремился ухватить себе творение мастеров Короля Мидаса. Отныне все те, кто хотел иметь плоды чужих трудов у себя дома – имели их в достатке, а Король, имевший несметные сокровища, был рад любому золотому, который ложился в его казну. За безумие своё и жажду денег Короля Мидаса отныне величали Королём-Они, в честь страшных демонов, живущих в далёких восточных странах.

Настигло ли безумие Драконов сказать сложно. Всё же, как высшие существа, они редко общаются с людьми и в один прекрасный момент, просто перестали принимать паломников в своих покоях. 

Меня зовут Герман, и я последний Охотник ордена “Белый Снегирей”. Именно мы являлись церковью, которая была посвящена Пути Чистого Сердца. На наших щитах до сих пор выгравированы два красных дракона, хотя прелаты наши и говорят, что силы Йоссеи и Осгота, продержавшиеся дольше других, начинают иссякать. Кардинал Бернам направил меня в путешествие к пику горы Палец Бога, чтобы я лично выяснил, что же случилось с Проявленными драконами.

Я пишу тебе это письмо, друг Габриэль, чтобы ты внёс его в летописи. И чтобы ни одна крупица знаний и открытий моих не пропала в суе.

Куда: Аббатство Белых Снегирей, летописный архив.
Кому: Архивариусу Габриэлю.

Благославенны Йосея и Осгот, брат Габриэль!
Пишу тебе из таверны, находящейся на западе Гёттана, севернее региона Семи Лун.

В первом письме своём, я кратко изложил основные причины путешествия, в которое, во имя исполнения клятвы Белых Снегирей, данной великим Красным Драконам, отправил меня кардинал Бернам. Не только взаимосвязь наша о передаче рукописей для архивов, заставляет меня писать это письмо. Но некая озадаченность и даже растерянность. Ибо не могу не рассказать о первой запланированной мной встрече, которая состоялась быстрее и намного проще, чем то было задумано мной.

Дабы почувствовал ты все те же эмоции, что в одночасье поразили меня, стоит рассказать тебе немного подробнее о Монине Проявленном и его мистических рукописях, сумма которых ранее представляла собой Единокнижие, более известное как Книга Источника.

Первые её фрагменты существовали в виде созданных второпях, написанных на клочках бумажек и салфеток рукописей, которые создавались учениками Монина, одним из которых был известнейший из сборщиков легенд и притч Шестикрылый Киим. Считается, что именно силами и стараниями Киима легенды Монина стали нумероваться, собираться в единую книгу и приобрели первые черты известнейшей ныне Книги Источника.

Как ты помнишь, название Киим придумал ей сам, как и многим другим книгам, коих полно не только в его лавке чудес, но и, отныне, в больших архивах, включая тот, которым заведуешь и ты, брат Габриэль. 

Для архивных записей изложу тебе содержание встречи с Фениксом, которую приводит в своей книге Монин, ещё до обретения Проявленности и свойственного ему бессмертия уже являвшийся древним стариком. 

Началось всё с движения в небе. Именно этому была посвящена первая глава. Старцу начало казаться, что небо меняется. Такое ощущение, будто произошло нечто, что сдвинуло горизонт с его привычной точки. Как записал Киим со слов самого Монина, «небесная твердь подёрнулась, слегка содрогнулась, на мгновение отразила в себе бескрайний океан и острова, дымкой проявившиеся всего лишь на секунду. Но было в небесах этих отныне что-то новое, хоть и свойство, и вид их, был привычен нашему земному взору. Казалось, будто наш Верхний Мир пережил некую надстройку. Некое нагромождение, которое отныне подняло небосвод ещё выше. И воздух на мгновение будто бы стал водой – не изменив своей физической структуры, он ощущался как волна. Ощущался как нечто текучее, словно само время решило материализоваться в нём и показать свои новые физические свойства. И выше неба распростёр крыла свои Феникс.»

Недавно, в одной из читален, я нашёл копию книги, первым летописцем которой стал Киим. В своих записях раскрывал он сущность Монина – седого старца, коего волнения в небесах застали в родной лачуге-гнезде. 

Подслеповатый и неторопливый, он, несмотря ни на что, в тот же момент с ловкостью юноши бросился к своему телескопу, подставка для которого уже давно была сломана. Немощными трясущимися руками Монин держал систему увеличительных стёкол и зеркал, пытливо всматриваясь в узор на небе, который приковал внимание старика. Мудрено ли, что именно он стал одним из первых Проявленных. Ведь именно старики чаще всего любуются красотой неба в разных его состояниях и ипостасях, различая и трактуя на свой вкус и лад любое из встреченных ими странных знамений.

В предисловии к Книге Источника Киим отмечает, что Монин, исполнившийся вдохновением после своего Проявления, начал проповедовать вдали от своей лачуги-гнезда. Выходил на базарные площади, часто встречался путникам на отдалённых трактах, вдали от своего импровизированного дома, питался податями и делился в откровении о пришествии того, что называл Глориумом. Видения его открывали перед любопытствующими секреты Вечноживущих, тайны Пространства Между Мирами, Моря Тысячи Островов. Беседы его, конечно же, привлекли к себе множество страждущих – от экзальтированных представителей низшего класса, до образованнейших представителей самых знатных семей из Земель Гёттан. Знания эти помогли многим людям осмыслить их быт, открыть для себя двери в новое. И до сих пор отголоски этих мудростей слышны то там то здесь, цитируются в книгах известных авторов, передаются из уст в уста в качестве прописных истин.

Многие считают, что Монин, ставший одним из Проявленных, единственный вёл речь о границе перехода. Весь труд его жизни, записанный неутомимым Киимом кричал о том, что есть нечто большее, чем труд пахаря или труд земледельца, путь рыцаря или богослова. Он утверждал, что существует нечто, что позволяет избежать безумия, приступы которого зачастую обуревают как стариков, так и молодёжь. И выход он видел в творчестве. Творчеством самого Монина являлись его откровения, которые к концу первого года многие уже начали называть проповедями.

Я прибыл к Монину утром третьего дня. И убедился в том, что глаза и голос его действительно погасли.

Тот, кто дарил людям весть о сердечном пламени и творчестве, посланном в мир Фениксом (отмечу, добрый друг Габриэль, что знание это апокрифично, ибо кроме известных миру избранных никто никогда не встречал это чудесное создание), сам стал похож на птицу. Птицу мрачную, сварливую, и весьма не дружелюбную. Ученики – даже самые преданные и фанатичные – давно покинули Монина, а некогда уютная лачуга его, и ранее сравниваемая всеми с гнездом, приобрела действительно мрачные тона. Расположенная у самого обрыва одной из скал, она начала напоминать склад вещей и безделушек – цепочки, звериные кости, яркие ленты, блестящие мелочи – от ложек, до потерянных незадачливыми путниками колец. В центре этого беспорядка, в наспех оформленном сеном и соломой жилище, подобный чёрному ворону, обитал его одинокий склочный хозяин.

Он сутулил спину, складывал запястья как-то неестественно, действительно по-птичьи. Всё говорило о том, что болезнь поразила Монина не просто так. При всём этом мудрость и прозорливость его не покинули. Он встретил меня громкими проклятиями, но когда я сказал, что ищу след Феникса, стал более сдержан, уставился на меня хитрыми щёлками глаз и жестом пригласил в свою лачугу.

Дорогой Габриэль, я ожидал обнаружить в жилище Монина всё что угодно, но только не это. Все ученики его, заставшие период разрушения личности мудрого старца, среди которых составители известной монографии “Книга Ослепшего Солнца”, не могли даже подозревать, что здесь, в сердце хижины-гнезда пишется новая книга. Пишется уже не со слов старца, но им самим.

Он назвал её Книгой Знаний, противопоставляя свой труд Книге Источника Шестикрылого Киима. О, друг мой! Уловившие крохи трудов старого Монина ученики, поспешно кинувшиеся составлять Книгу Ослепшего Солнца, даже не подозревали, к каким выводам старец-ворон придёт в своих новых проповедях, слушателями которых, после его помешательства стали только Солнце и Луна.

Впрочем, слово «помешательство» не совсем уместно здесь, когда речь идёт о Книге Знаний. Это действительно большой складный труд. И во многом он перекликается с содержанием гуманистической и одухотворённой Книги Источника. Но выводы, к которым Монин пришёл сегодня, и которые излагал в своём труде, бросили меня в дрожь. Всё то вдохновение, которое Феникс некогда поселил в его сердце, вся та благость и вера в человека растворились без следа. Напоминавшая фолиант престарелого инквизитора Книга Знаний вопила каждой страницей: «Вы всё делаете не так!» Она вывернула, исказила вдохновение и страсть, но не стала её противоположностью, как ты опрометчиво мог бы подумать. Она являет собой полноценный гримуар. Рассказывает более не о Солнце и Свете, но о пространстве, в котором глубокие Тёмные Воды правят бал. И в центре которого, свернувшийся неестественной жуткой дугой дремлет огромный змей. Один из отрывков запомнился мне особенно отчётливо и сейчас я попробую изложить его смысл тебе, попытаясь соблюсти образность языка автора и весь тот посыл, который он заложил в свою рукопись.

«Данное видение пришло ко мне в тяжёлом сне, в годовщину полёта Феникса. И во сне этом пережил я вновь явление его. И тяжёлый набат небес, их судорожная дрожь, ощутилась мной теперь не как добрый знак, но как знак зловещий. И увидел я в небе подёрнутую дымкой, скрытую за густыми облаками огромную чешуйчатую голову, которую не заметил в Тот День. Змеиную голову, которую старческое зрение моё упустило на фоне яркого птичьего силуэта.

Сердце, наполненное однажды, никогда не опустеет. И был Феникс! Но был и Змей! Свитый тяжёлым жгутом, высится он над нами. И выискивает адептов и провозвестников своих. И не птица, чей силуэт был замечен мною в небе, была источником колебаний небесной тверди, но огромные кольца змея, на мгновение пробудившегося от бесконечного сна своего, сжали небосвод так, что дрогнул он, но не рухнул. И Феникс тот был слишком мал, чтобы противостоять тому, чьё имя Уроборос, ведь занимал на небе не больше зрачка Его. Что за пакт заключён между ними? Что за договор сдерживает доблесть Птицы и коварство Змея? И есть ли смысл в служении Одному, зная, что существует Другой? Внуки мои! Все вы были обмануты стариком, что уверовал в Чудо! Что решил, будто Боги смилостивились и явили ему символ веры и надежды. Однако было это лишь гнусной усмешкой. Усмешкой над верой вашей, ибо существует в мире чудовище, с которым не сладить вашим Богам. И до поры дремлет оно не на Земле, но на Небе. И благостные ваши творческие потуги не способны остановить Конец Миров. Ибо наступит Он. И я знаю. И сия книга есть Книга Знания.»

Таково было новое откровение старца. И липкий ужас обуял меня. Я изъявил желание своё исследовать небо в телескоп старого Монина, но сколько не вглядывался в радужные солнечные блики, так и не сумел высмотреть никаких намёков на то, что Змей, о котором писал старик, как-то проявляет себя на небесах. Верой в наших предков Йосею и Осгота укрепил я веру свою. И быстро, без лишних распросов, покинул хижину безумца, дабы через несколько дней очутиться в этом трактире и описать тебе пророчества старика Монина и труд его, в коем Истина теперь уступила место Знанию.

Куда: Аббатство Белых Снегирей, летописный архив.
Кому: Архивариусу Габриэлю.

Правду говорят, брат Габриэль, что чудесам суждено случаться с нами независимо от того, желаем мы с ними встреч или нет. Пять дней пути отделяет меня от второй цели моего трудного похода – замка короля Мидаса, расположенного прямо над золотыми копями острова Йиб. Высится он, как говорят, величественно, на огромных бетонных сваях, словно дворцы ультрафиолетовых существ из окраинных миров, титанов, о существовании которых известно нам с тобой только по легендам да изображениям на фресках великих пирамид тех мест.

 Долгим и непростым был мой путь через пустыню, находящуюся в неприветливых и диковатых землях шойров. За время своего пути я имел возможность перекинуться парой слов с местными караванщиками и услышать историю про местного оракула Джораха, мудро и справедливо правящего этими территориями. И знаешь, брат Габриэль, чем больше судеб и имён нанизывается на нить моей посвящённой Ордену жизни, тем чаще встречаю я людей, которых вполне можно сравнить с теми Проявленными, великими душами, истории о которых известны нам на Западе. Всё чаще в голову мне приходит мысль о том, что явление Феникса осенило не только тех, кто его видел или, кто знаком с ним. Монин, Король-Они Мидас, священные драконы Йоссея и Осгот, несомненно, соприкасались с этим чудом. Но существует и множество других. Не посчитай мои слова ересью.

Караванщик, бывший весь словоохотливым человеком, помимо прочего, поведал мне историю о том, как Джорах, имя которого вызывает благоговение в рядах народа шойров, появился на свет благодаря некоему перу. И, если размышления мои верны, можно с высокой долей вероятности предположить, что перо это могло принадлежать нашему Фениксу. Ведь неизвестно мне более птиц, которые оперением своим могли бы даровать людям Проявление. Также странник и его спутники поведали мне о том, что в землях их, полностью погрузившихся в учение Джораха неведома зараза, именуемая нами Опустошённым Сердцем. Люди в этих местах – и я отметил это на примере нескольких попадавшихся мне групп путников – несут в себе вдохновение и намерение, выглядят живыми и, действительно не проявляют никаких признаков скопидомства, зависти и алчности. Они мудры и просты. Даже жаркое солнце, днями опаляющее местность шойросских пустынь, не стирает с их лиц фирменную улыбку, не тревожит их смуглые тела изнурением, которому, нужно отметить, к концу третьего дня своего пути поддался я.

Путь мой, дорогой друг, лежит в сторону Джумалы – прибрежного портового городка, известного своими величественными колокольнями и единственным в местных землях сколько-нибудь значимым портом, корабелы которого готовы за звонкую монету отвезти путешественников не только на остров Йиб, но и на рога к самому Дьяволу.

Я пишу тебе это письмо, сидя в одном из шойросских поселений, до которого успешно добрался, преодолев пустыню. По пути я обрёл множество знаний о местных землях, зарисовал импровизированную карту, которую прилагаю к этому письму и приобрёл некий амулет, который местные туземцы считают необходимым повязывать на длинных красных и зелёных нитях на запястье левой руки. Они называют его Камертоном Сердца. И, по преданию, первый подобный Камертон создал тот самый прославленный оракул Джорах, о местоположении которого мне, к сожалению, никто не мог сообщить никакой конкретной информации. Впрочем, если путешествие моё увенчается успехом, я полон уверенности в том, что встреча наша рано или поздно состоится. Благо теперь картография этих земель не представляет для меня большой загадки.

Ты, верно, спросишь, почему я пишу тебе не после аудиенции с Королём-Они, а шлю письмо из странных полудиких земель. Поверь мне, мой друг, что случилось со мной невероятное чудо, о котором я и упоминал в самом начале письма.

В ночь с первого на второй день моего движения по пустыне, я видел сон, истолковать который, сперва был не в силах. Но он врезался в мою память. Я стоял среди руин какого-то невероятного здания, сложенного из монолитных глыб известняка, представляющего собой невероятную циклопическую постройку, часть которой была разрушена силами стихий, а часть, несомненно, была уничтожена теми существами, что жили здесь ранее.

Черепица, некогда устилавшая крышу, лежала под моими ногами, открывая невероятный вид на ночное звёздное небо. И, сколь не пытался я найти на небе хотя бы одно знакомое мне созвездие, взгляд мой упирался в тёмную водянистую ткань небесного купола, с которого равнодушно смотрели на меня незнакомые мне звёзды, скрывающие множество таинственных чужеземных миров. Я ощущал себя одиноким странником, скитальцем, оторванным от нашей Вселенной. И ощущение это породило внутри меня бурю эмоций, передать которые ни бумага, ни перо не в силах.

Во сне этом я видел мрачные образы и сущности, плывущие по небу и похожие на огромные туманные облака – чёрные лошади, существа, более похожие на кальмаров, промыслом которых так гордятся жители заветной цели моей – острова Йиб. Чужеземный мир, через облака и образы показывал мне картины невероятных батальных сцен и пейзажи мест, невыразимо притягательных, но не менее чуждых, чем земля под моими ногами. Среди всех образов, которые проявлялись на небосклоне в видении моём, особняком выступал один – огромный и мрачный, распахнувший свои крыла Ворон.

Помнишь ли ты, брат Габриэль, Тетраморфа, учение о котором преподавал старый Пий в семинарии нашего Ордена? Именно такими я и представлял себе покровителей Сторон Света. Только о Вороне Пий никогда не говорил ни слова. Птица же, в отличии от других видений не спешила таять вместе с картинами из дымки, любезно показываемыми мне в новом чуждом мире. Такое ощущение, что она охраняла некую историю – собственный путь от начала развития определённой культуры, до её неминуемого конца. И тут, Габриэль, я понял, что стою в центре некой святыни, которая посвящена была этому ворону. Впрочем, сон мой рассеялся также неожиданно, как и начался. Стоило лишь одному из множества огарков свечей, расположенных на полу вокруг меня, загореться мутноватым зелёным пламенем.

Весь следующий день, размышляя над увиденным, я не обращал внимания на то, что долгое время не чувствовал жара, который распространяло собой полуденное солнце. Когда светило вышло в зенит, я стал ощущать его тепло, но это было слабое тепло, не свойственное полуденному летнему солнцу в таких жарких краях. Я много думал о Вороне, явившемся мне во снах. Что это? Морок, насланный Монином? Или просто мысли внутри моей головы, после встречи с безумным пророком, перепутались и коварная болезнь его начала понемногу поражать и меня? С единственной разницей в том, что Монину являлся Змей, а мне является Ворон? Может ли Ворон этот быть мрачной тенью нашего Феникса? Мне не известно. Но вторая ночь принесла много ответов. И, пожалуй, ещё больше вопросов для моего утомлённого разума, занятого исследованием загадки Опустошения Сердец.

На сей раз, мой друг, сон мой вновь вернул меня к лачуге старого Монина. И был он настолько ясным, настолько отчётливым, что я видел всё будто наяву. Чувствовал дуновение ветра. Слышал шелест деревьев на откосе перед хижиной  старика. Только вот самого хозяина гнезда я не видел, а потому украдкой подошёл к двери в его хижину и постарался её приоткрыть.

Солнце ударило мне в глаза, когда я узрел комнату старца. Вечно завешенное подобием соломенной циновки окно, через которую раньше проступал лишь рассеянный свет, было распахнуто и свежий ветер обдувал прогретую летним солнцем комнату. Я чувствовал его легкое дуновение на своём лице. А глаза, не готовые к такому ослепительно яркому свету, на секунду ослепли. Я отвёл взгляд от окна, несколько раз моргнул, чтобы привести зрение в порядок и только потом обратил внимание на кровать, на которой лежал старик. Он был совсем плох. Лоб его покрывала испарина. Я направился к ставня, не сводя глаз с Монина, но тот, движением руки, попросил не закрывать их и жестом подозвал меня к себе.

– Снегири, – он указал куда-то на окно.

Сперва я подумал, что он увидел птицу среди изображений на моём табарде, но повернув голову действительно увидел несколько юрких птиц, что сидели на ветвях раскидистого дерева, недалеко от открытого окна и словно бы ждали чего. Монин продолжал чуть слышно говорить мне на ухо:

– Снегири заберут мою душу туда, где нет Змея. Где царство Феникса пребывает всегда. И законы его незыблемы.

Это были последние слова старика. И что-то внутри меня содрогнулось, хотя я считал его сумасшедшим отшельником и еретиком. Шустрые пернатые комочки за окном в тот же момент разразились громогласным чириканием, поднялись с ветки и пропали в свете дневного солнца. Когда же я обернулся на Монина, мой брат, я был поражён. Лицо его – такое же птичье, как и раньше, осунулось ещё сильнее. Нос выдавался вперёд, глаза впали и тень его еретичества легла ему на чело. Я могу поклясться тебе, что увидел в лице этом вчерашнего Ворона – его мутные слепые зрачки, его длинный с горбинкой клюв. И знаешь, Габриэль, мне почему-то кажется, что Монин действительно ушёл. Что-то светлое и доброе, что ещё оставалось внутри него, предавало ему черты располагающие, наполняло мудростью – пусть и безумной – глаза, унеслось в свет, вместе с шумным гомоном снегирей. Та же оболочка, что осталась в его хижине – наследие Ворона, которые и показывал ему безумные сны, в итоге заставив сойти с проторенного пути к Вдохновению и Горению Сердца.

Эту историю я рассказал встреченному мной караванщику. Словоохотливый и улыбчивый, он неожиданно осёкся, замолчал и подарил мне амулет, нанизанный на красные и зелёные нити – Камертон Сердца. Он велел мне носить его, чтобы остаться на светлой стороне, а более не сказал ничего, но я сумел прочитать суеверный страх в его глазах.

Я пишу тебе это письмо, пребывая в состоянии внутренней тревоги. Ведь если именно сны привели Монина к его незавидному умственному состоянию и последующими Опустошению, то что-то подсказывает мне, что теперь, и я, как непосредственный слушатель его извращённого учения, не могу быть в безопасности.

Куда: Аббатство Белых Снегирей, летописный архив.
Кому: Архивариусу Габриэлю.

Долгие годы Джорах был самым популярным, а затем и единственным предсказателем в землях шойров. Он никогда не говорил сбудется или не сбудется, он объяснял насколько вопрошающий близок к решению вопроса и на что ему стоит обратить внимание.
Никто не видел Джораха, он всегда принимал за подвешенной травяной циновкой, а в пещере всегда царил полумрак и туман из благовоний. Однажды шойры заметили, что из пещеры не клубятся дымы, а еда, оставленная по обыкновению у входа, была нетронутой.
Через долгих 32 дня шойры, наконец, решились войти в пещеру. Там никого не было, а на напольной циновке, где обычно восседал Джорах, лежало огромное орлиное перо и были причудливо рассыпаны карточки с картинками. Шойры оставили всё как есть и удалились.
Годами пещера пустовала. Пока однажды юный Орах, превозмогая страх и сгорая от любопытства, не вступил во мрак пещеры. Он воткнул перо в свою спутанную буйную шевелюру и пещера тут же наполнилась мягким светом, а картинки на циновке ожили.
Вскоре шойры в изумлении наблюдали дымные клубы, которые вновь заклубились у входа.
Орах пропал, а Джорах вернулся. Так земли шойров вновь обрели Оракула.

Никто уже и не помнит те времена, когда Ойхера Объединителя звали Ойхер Сиплый. И был он обычным главарем шайки, пусть смелым и справедливым. Однажды, возвращаясь после удачного набега через земли Грауделера, Ойхер подобрал раненого орленка. Он выходил его и орел стал ему настоящим другом, талисманом и оружием.

В один из вечеров огромная тень накрыла лагерь. Все в ужасе похватались за оружие, но орел Ойхера взмыл наперерез этой тени и стал кружить над головой гигантского Орла. Вот Орел развернулся и стал медленно удаляться прочь. И следом за его тенью пошел Ойхер.

Ойхер вернулся через 3 года, когда его уже и ждать перестали, неся с собой диковинную карту в дубленом кожаном чехле. Он охотно давал её смотреть, терпеливо объяснял значения толстой колоды, но отказывался говорить откуда она у него. Никто так и не узнал это доподлинно, но те, кто знал его раньше, говорили, что это дар Орла.

Все решения Ойхер обсуждал с картой. Был он спокоен и мудр и стал собирателем земель и правителем многих. Так и вошел он в историю.

Наступает время, когда каждый Путник обретает себя на Пути. Путь этот, как и множество других, ведёт к одной цели – Истоку.
Сумма всех Путей равна Бесконечности. Но каждый путник доходит до цели, если ходит всецело собой.

Чтобы двигаться по путям, нужны ресурсы и возможности. Но они не всегда соответствуют текущему Пути.
И тогда на помощь приходят дары, награды и тактика. То, что даёт каждому возможность собрать свой Путь и попасть к Истоку.

“…Мир Тысячи Островов пронизан путями. Но некоторые острова остаются нетронутыми – мы не знаем, кто на них живёт и что происходит, так как не можем подойти на своих кораблях из-за высоких скал и сильного ветра.

Недавно нам всё-таки удалось подойти к одному из островов, которые считались неприступными. Помимо обильной растительности и чистых источников мы нашли пустую хижину, в которой находилась книга под названием «ВЕЧНЫЕ ИСТОРИИ».

В книге были описаны все основные события разных островов (в том числе нам неизвестных). И был нарисован набор картинок с характеристиками.

Текст часто ссылался на карточки, говоря о том, что мир будет вечно рассказывать истории, которые рождаются от встреч разных характеристик…”

/Из бортового журнала «Арабеллы», Капитан Джин/

… открыло глаза. Точнее это не было глазами или чем-либо еще. У Этого, вообще, не было никаких органов, частей тела или чего-то в этом роде. Оно было подобно ярчайшему Свету сияющему и как-бы свернутому в самом себе, и одновременно занимающее все вообразимое пространство.

От «открытия глаз» Это почувствовало усиление экстаза, который, казалось, уже был доведено до предела и расширение, хотя Оно и до этого уже  занимало все пространство.

… тишина… пустота. Не понятно сколько прошло времени — возможно доля секунды, а может миллиарды лет. Возник образ города размером в целую галактику, а может даже и больше в котором все было абсолютно завершЁнно. Нельзя было добавить или убавить даже мельчайший элемент, чтобы не разрушить эту завершенность. Вот только где он возник этот образ сказать сложно. 

… очередное вспыхивание экстаза и расширение. Образы растаяли, все слилось в Единое. Экстаз стал зашкаливающим, он как-будто разбух и при этом стал невероятно плотным.

… город-вселенная,

… вспышка,

… вселенная,

… вспышка,

чередование, повторение…

… и….

Экстаз достиг невозможного….. взорвалось, оторвалось, лопнуло… Что-то раскрылось и с невероятной, непреодолимой силой втянуло Это в возникший проход в неизвестное. 

Сияние пропало, возникло ощущение движения, невероятно быстрого, стремительного движения.

В следующий момент Оно разделилось на два абсолютно идентичных друг другу. Какое-то время скорость воспринималась этими двумя… Потом второй пропал из виду. Остался один переживающий скорость и только, каким-то шестым чувством смутно ощущая присутствие второго. Еще взрыв и деление пополам, и снова, и снова…

и каждое деление сопровождалось ощущением ополовинивания и потери второго…

 и вдруг…

Этому сложно подобрать определение, только отдаленное, бледное сравнение столкновения двух огромных тел размером с планету может слегка пролить свет на происшедшее.

И снова темнота…

Что-то обожгло холодом, ослепило, оглушило. Это увидело себя в нескольких проявлениях.

Только проявления были какими-то странными. Они как будто совсем не понимали единства друг с другом и с Этим.

Этому вдруг стало ужасно страшно, больно и горько и неожиданно для себя Оно издало громкий крик.

-у-у-у-а-а-а-а.

Другие версии вдруг произвели в себе мощную вспышку энергии, которую Это Распознало как радость и облегчение…

Это открыло глаза. Уже вполне себе реальные глаза, напоминающие глаза человека. Какие-то смутные фигуры окружали его.

Ощущение ограниченности в чем-то очень тесном, неудобном сменялось то приступами страха и даже паники, то экстазом от предчувствия, что в где-то там, есть что-то большое, даже огромное, притягивающее, бесконечное. То, ради чего стоило оставить первобытный экстаз и отправиться в это путешествие.

«…тлячок», прогремело пространство.

«Светлячок», вторично завибрировал эфир.

«Так, кажется в этот раз моя вибрация – Светлячок. Неплохо… По крайней мере, без пафоса. Посадочка, конечно, не из самых мягких, но бывало и похуже.

Ага — как обычно не помню, зачем я здесь… По крайней мере с навигатором притяжения все в порядке,… не привыкать. А вот ощущения других своих версий полностью пропало — это уже не очень, совсем не очень… Да и память предыдущих посадок, восхождений и возвратов совсем заблокирована — ну и ладно, от них только помехи и отвлечения.

Короче, за дело. С чего начать? Вот оно всегда так — вот хотел же в этот раз подсмотреть маршрут, так нет же… С другой стороны, со знанием маршрута — скукотища…. никакой интриги.

О Господи, забыл… Я-второй. Вот вечно с этой тенью проблемы сплошной. Гарантию даю,  как Темнятник или Черныш, или еще чего-нибудь похуже тень вибрацию учудит. Хорошо, хоть себя-ощущение от тени 50% в этот раз выпало.  

Все, разговоры в сторону…»

Светлячок начал медленно оглядывать предметы и вслушиваться в их вибрации. Постепенно навигатор притяжения начал разгоняться, страх перестал мешать настраиваться. Ему не сложно было сформировать пространство смыслов, в центре которого он увидел образ сияющего Льва, пребывающего в дреме.

«Вау, видимо я в одной из самых ранних версий реальности — вот жаль, что не помню, но чуйка подсказывает, что такой раритет я давненько не встречал. Теперь понятно, почему другие версии меня здесь, тоже ничего не помнят. Видимо в ретро-версиях реальности ВС-путешествия были чем-то непривычным». 

В этот момент Лев пробудился. Светлячок принял интеграцию с его образом и сосредоточился. Пришло время выбирать следующий шаг.

Очередной удар Льва был особо ощутимым. Светлячок упал на спину и застонал. Он попытался встать, но тут же был уложен на лопатки и придавлен к земле всей массой львиного тела. Сил продолжать борьбу не было. Светлячок решил, что лучше прекратить синхронизацию с Хранителем. Как только он выразил такое намерение, Лев исчез в яркой вспышке света.

Светлячок постанывая поднялся с земли и сел.

Ему было грустно и стыдно. Он – студент предпоследнего курса Школы Вечных не может провести полную интеграцию с Хранителем. Какой позор.

«О, кажется, память начинает возвращаться», – подумал Светлячок.

«Может и шпаргалка уже тоже подгрузилась? Надо проверить».

Под шпаргалкой Светлячок подразумевал «Книгу Кандидата в Мастера по плаванию в водах Миража». Вообще, при посадках запрещалось пользоваться учебниками, но «Книга Кандидата…» в строгом смысле слова учебником не являлась. Скорее она являлась методическим пособием, не имевшая четких ответов, а была лишь книгой путевых заметок студентов Школы Вечных, которые брали ее в свои экзаменационные «посадки». Члены Магистрата нередко поднимал вопрос, о том, чтобы запретить «Книгу Кандидата…», но окончательного решения пока не было принято, и по факту, ее использование не являлось нарушение правил экзаменационного приземления.

Светлячок закрыл глаза. Книга вспыхнула в его восприятии, страницы начали перелистывать.

«Уху-у, шпаргалочка…»

Некоторые из страниц были пусты, на некоторых были только обрывки фраз. Видимо книга еще не прошла полного процесса вспоминания.

Светлячок выразил намерение, и книга открылась на странице с содержанием. В ней он прочел следующее

….

новейшие версии реальности

новые версии реальности

версии реальности средней эпохи

ранние версии реальности

….

«Ага, есть такое, ранние версии реальности, – Полюбопытствуем».

Книга открылась на странице 748. Заголовок был прописан не полностью, – «Ран… сии реальности». Видимо воспоминание этой страницы еще продолжалась.

Светлячок перевел глаза с заголовка на текст и стал читать.

«Ранние версии реальности характеризуются очень простой четырехмерной структурой. Существа в них, за редким исключением, чувствуют единство с другими версиями себя. Здесь, вообще не принята такая терминология. Здесь каждая версия, ощущает свое отличие и индивидуализированность. Причем все существа делятся на две категории — категория «М», «Ж», так же в некоторых реальностях наблюдается появляется еще одна категория – «третий П» (см. стр. 292) . Навигатор притяжения обитающих здесь существ, как правило, работают с перебоями, в формате вспышек и на низкой скорости. «Себя-ощущение тени» – редко превышает 20-30% и работает с ошибками, и, практически, всегда оно воспринимается существами, как страстное влечение к представителям противоположного пола.

Хранители здесь, как правило, обладают жестким нравом и несговорчивы.

Загрузка памяти предыдущих посадок в этом формате реальности практически не производится и общий разрешенный объем памяти не превышает 5% от общего объема.

Ранние версии вселенной, не рекомендуются для посадок студентам Школы Вечных и являются темой изучения учащихся в Магистратуре Вечных.

Будьте аккуратны и осмотрительны совершая посадку в ранних версиях реальностей

Нахождение в них приводит к длительной забывчивости связи с Изначальным, отождествлению со скафандром и бесцельным блужданиям по версии реальности.

«В смысле не рекомендованы?! А какого… тогда я здесь забыл» Светлячку стало грустно.

Он вспомнил каникулы, тот прекрасный момент в студенческой жизни Школы Вечных, когда можно было беззаботно расплыться в сиянии Изначального, погрузившись в его Блаженство.
 Как правило, каникулы были кратки, всего пару тройку эонов и… снова семестр, сессия, экзамены-посадки….

«Как же я все таки здесь оказался? Неужели ошибка в навигации? Да-а-а… и чего теперь»

Светлячок помнил, что грусть — это промах первокурсника Школы Высших, и мысленно усмехнулся.

Секунда и он уже фокусировался на Изначальном. Волна воодушевления пробежала по его телу. Что-то огромное, могучее наполнило его сознание и он пришел в равновесие духа.Светлячок почувствовал прилив надежды и бодрости. Теперь он точно знал, что ему надо найти искать в «Книге Кандидата…»

Страница 333 «Хранители», подзаголовок «Метафоры», строфа 21.

Она гласила: «Не льву не одолеть Льва».

«И все?! так просто, пф-ф-ф-ф, первый класс. Не так уж и сложна эта версия»

Светлячок выразил намерение и книга закрылась.

Некоторое усилие воли, и образ Льва снова возник в его сознании. Хранитель был сердит и готов к сражению.

Светлячку предстояла новая схватка.

Лев-Хранитель резко остановился и замер. Тело Светлячка подобное человеческому за мгновение приняло форму льва по размеру раза в три превосходящее тело Хранителя. 

Два льва смотрели друг другу в глаза, их разделяло не больше 15 шагов. Лев-Хранитель оттолкнулся от земли и прыгнул. Светлячок в мгновение просчитал траекторию прыжка полета Льва-Хранителя и, увернувшись нанес ему лапой удар. Хранитель явно не ожидал такого развития событий. Его тело скукожилось от, судя по всему, незнакомого ему ощущения нестерпимой боли. Он отлетел на десять шагов тяжело повалившись на землю, издав звук напоминающий стон.

Светлячок, однако, вряд ли мог считать себя победителем. Мощный разряд электричества, наподобие того, что возникает при столкновении двух огромных туч, прошел сквозь все массивное тело Светлячка. Перекувыркнувщись несколько раз, он отлетел в сторону.

Лапа ужасно ныла… Точнее это уже была не лапа, а рука напоминающая человеческую.

Интеграция с хранителем прервалась. Светлячок тяжело вздохнул и попытался подняться с земли. 

«Воз-мути-ти-тельно» Раздался, чей-то голос.

Светлячок в окружающем пространстве начал различать привычную обстановку Школы Вечных. Точнее одной из ее комнат для приземлений, которая находилась на третьем этаже Школы Вечных. Но сейчас весь этот антураж не имел для него значения. Прямо перед ним из 

яркой красной вспышки возник Алый Магистр. Светлячок в мгновение принял приветственную позу и неожиданно для себя произнес: «Мое приветствие Алому Магистру – Мастеру Форм». В этот раз Алый Магистр принял форму дракона кораллового цвета.Его сияние примерно в пятнадцать раз превосходило сияние Светлячка 

«Воз-мути-ти-тельно» – с подчеркнутым недовольством повторил Мастер Форм.

«Ты позоришь звание Студента Школы Вечных». Светлячок молчал.

«Даже первокурсники Школы знают, про то, что во время приземлений недопустимо причинять боль и страдание кому-либо из обитателей варианта реальности, а уж тем более так непочтительно вести себя с их Хранителями.

Я буду ставить вопрос о лишении тебя возможности принимать формы по твоему усмотрению в 3-х ближайших приземлениях. Может это научит тебя ненасилию и почтительности»

«Но Книга Кандидата…» – начал было бормотать Светлячок.

«А эту методичку, я, вообще, буду рекомендовать Магистрату запретить для использования»

Повисла неловкая пауза…

В пространстве комнаты для приземлений ярко вспыхнул белый свет. Оба говорящих — и Светлячок и Алый Магистр приняли позу почтения и громко произнесли – «Выражаем почтение Старшему Магистру — Владыке Воли». В пространстве комнаты появилось сияющий драконоподобный образ. Его сияние было приятного белого цвета примерно в три раза превосходящее сияние Мастера Форм. 

Если бы в комнату в этот момент вошел посторонний, он бы увидел достаточно странное зрелище. Три существа, ведущие диалог объединялись нижними частями своих форм в одну сияющую сферу, а их верхние части вели разговор. Весь этот конгломерат причудливых форм напоминал трехглавого дракона, головы которого общаются друг с другом.

«Всем свойственно совершать ошибки» – прозвучал громоподобный голос Старшего Магистра. 

«И всем дается возможность их исправить» – добавил Владыка Воли.

Немного умерив свое возмущения Алый Магистр сказал «Да, но не такие банальные ошибки, как нанесение вреда обитателю версии реальности». 

«Коллега, мы тоже когда-то были студентами и тоже совершали ошибки. Смогли бы мы стать Магистрами без этого опыта?»

Алый Магистр заметно смягчился. Помолчав несколько секунд он было начал «Но все же, я считаю что…»

В этот момент в пространстве комнаты разлился невероятно приятный аромат. Немыслимо яркое сияние переливающееся всеми цветами радуги, вспыхнуло и приобрело образ невероятно красивого существа. Звонкий смех заполнил все вокруг.

Светлячок почувствовал, что беспредельно могущественная сила, равной которой нет выталкивает его из принятого им образа и погружает в самую сердцевину себя.

Стыд, боль, обида прошли. Точнее они остались, но исчез тот, кто их испытывал. Весь антураж комнаты, Магистры и дажи то,что он воспринимал за себя стало похожим на театральные декорации из папье-маше. Он почувствовал, что он сам, Алый Магистр и Владыка Воли – это что-то… что-то наподобие пальчиковых кукол надетых на пальцы озорного ребенка, развлекающего себя такой незатейливой игрой. И не только они. Все обитатель Школы Вечных, все существа бесконечных версий реальности, все они были такими куклами на бесконечной руке чего-то необъятного, невероятного, при этом ощущаемого Светлячком как он Сам.

Светлячок еще раз бросил взгляд на происходящее и ощутил волну непередаваемого блаженства от происходящей Игры, по большому счету не имеющей никакого смысла.

И… Вдруг все та же невообразимая Сила с непринужденной легкостью вернула Светлячка в привычный для него образ.

Трое, находившиеся в комнате — Магистры и Светлячок несколько секунд с недоумением смотрели друг на друга. Они напоминали актеров театра, на секунду отвлекшихся от спектакля и забывших слова свои героев, роль которых они играли. Светлячок знал, что происходило с Магистрами. Первым в себя пришел Владыка Воли, для которого,судя по всему такой опыт был чем-то достаточно привычным. Он слегка улыбнулся и произнес, как бы возвращая оставшихся участников разговора в Игру – «Коллега, Считаете что…» 

Алый Магистр, сбросил оцепенения и произнес значительно более мягким голосом.

«Ну раз Сама Высшая проявила благосклонность к этому неразумному студенту, то стоит его не наказывать на этот раз. При этом, очевидно, что необходимо уделить внимание членов Магистрата на данную версию реальности, чтобы в дальнейшем не допустить в ней такого глубокого, непочтительного и даже оскорбительного поведения студентов, совершающих приземление, по отношению к ее обитателям»

«Поддерживаю Ваше предложение, коллега. Прошу Вас прямо сейчас отправить копии наши форм в эту версию реальности» – с легкой усмешкой проговорил Старший Магистр.

«Оставить драконоподобные образы или поменять их, на что-то более соответствующее этой версии реальности» – уточнил Мастер форм. 

«Думаю, можно оставить как есть» – уже чуть более серьезным тоном произнес Владыка Воли.

Старший Магистр посмотрел на Светлячка. «Что же касается Вас, отправляйтесь обратно в приземление в ту же версию реальности и исправьте свои недочеты. Относительно Книги Кандидата…» – Старший Магистр немного помедлил. Взвесив всё пару секунд он произнес: «пользоваться ей Вы можете, однако, постарайтесь впредь это делать более разумно».

Алый Магистр неодобрительно покачал головой. Владыка Воли прочитав его мысли произнес – «Коллега, обсудим этот вопрос на собрании Магистрата и выне…».

Конец фразы Старшего Магистра Светлячок не расслышал. Все поплыло перед глазами. Он понял, что опять приземлился в той же самой версии реальности, где некоторые время назад так непочтительно повел себя с Хранителем.

Как только он об этом подумал , образ Льва снова возник. Хранитель был невероятно зол и готов к реваншу. Светлячок встал выпрямился и, сложив ладони в приветственном жесте произнес – «Приветствую Хранителя этой версии реальности». Казалось, что Лев не слышит слов. Он был самим воплощением уверенности в себе и возмездия. Хранитель сорвался с места и стремглав кинулся на Светлячка. Светлячок бросился ему на встречу. Хранитель раскрыл пасть с намерением вцепиться в плоть своего соперника. Светлячок вдруг оттолкнулся от земли и, прыгнув навстречу Льву, стал уменьшаться в размерах. Еще секунда и…

Светлячок оказался внутри раскрытой пасти Льва-Хранителя. Вся версия реальности вздрогнула, всколыхнулась. Две великие энергии объединились. То, что опустилось на землю после этого мгновения объединения уже было не совсем Хранителем и не совсем Светлячком. Скорее это существо объединяло их обоих. 

Несколько мгновений и это существо разделилось на две половины. Одна половина приняла прежнюю форму Светлячка, вторая — Льва-Хранителя.

Лев был умиротворен.

«Приветствую тебя, искатель приключений, да сопутствует тебе успех в твоем восхождении» – произнес Лев-Хранитель. 

Светлячок, еще раз принял почтительную форму. Слегка кивнув головой, Лев растворился в пространстве

Подняв голову Светлячок увидел две драконоподобных формы, парящих в небе и наблюдающих за происходящим. Они одобрительно щелкнули хвостом и взмыли ввысь.

Светлячка переполнял восторг. Кажется он начал понимать всю красоту этой версии реальности. Он закрыл глаза и визуализировал «Книгу Кандидата». Книга открылась на пустой странице, на которой вдруг начали появляться буквы и слова.

Фраза гласила «Только глупец обуславливается формой, но еще больший глупец пренебрегает и недооценивает ее».